Последовал еще один рассказ — на этот раз о том, как Мак-Криди заманил Алана в Фонд, а затем уничтожил все материалы обследований.
— Так, значит, все это правда? — спросила Сильвия, наконец обретя способность говорить. — Он… действительно способен исцелять прикосновением? И это я слышу от тебя?
Она следила за выражением лица Чарльза и заметила, как у того дрожат губы.
— Да, — прошептал он еле слышно.
— Что же заставило тебя поверить в это?
— Джули… — Его голос сорвался. Он отвернулся к стене.
У Сильвии заколотилось сердце. Она подошла к Чарльзу и положила ему на плечо руку.
— Джули излечилась?
Он кивнул, не поворачиваясь.
— О, Чарльз! — вскричала Сильвия, обвив его руками. От радости на глазах у нее выступили слезы. — Это замечательно! Это прекрасно!
Сильвия видела Джули всего один раз и была глубоко тронута спокойным мужеством этой девочки. Но у нее имелась и другая, более личная причина для радости — если оказалось возможным вылечить Джули, то есть реальная надежда вылечить Джеффи.
Чарльз как будто читал ее мысли. Он повернулся к ней лицом и обнял ее за плечи.
— Он сказал, что следующим его пациентом будет Джеффи.
— Но ты же сказал, что Дат-тай-вао разрушает его мозг.
Эта мысль была подобна темной туче, закрывающей солнце. Согласится ли Алан променять часть своего разума на то, чтобы пробиться сквозь стену аутизма Джеффи? Она не знала, вправе ли она согласиться на это.
И в то же время не знала, вправе ли она отказаться.
Оттеснив эти вопросы в глубь своего сознания, она решила вернуться к ним позже. Сейчас же она должна сосредоточиться на том, как вернуть Алана домой, в Тоад-Холл.
От ее внимания не ускользнуло то, что в Чарльзе произошла какая-то перемена. Теперь это был совсем другой человек. Он сильно смягчился за последние несколько дней. Его жесткий, блестящий фасад местами обрушился, и в нем обнаружились хрупкие, уязвимые зоны.
— Похоже, он прикоснулся и к тебе? — сказала Сильвия, понаблюдав за ним некоторое время.
— Чепуха! Я не нуждался в лечении.
— Да нет, я имею в виду другое — он прикоснулся к тебе своим обаянием, своей внутренней силой.
— Он и правда обладает обаянием, — согласился Чарльз. — Сначала я думал, что это лишь поза, заранее продуманная роль семейного врача, которую он сознательно играет. Знаешь, как говорят про таких: боец на передовой линии фронта в битве против смерти и болезней, и всякая такая чепуха. Но у него все это, оказывается, было искренне. Я всегда думал, что люди такого типа, как он, — страдальцы, влачащие как крест, приверженность профессии. Однако он оказался настоящим мужчиной. — Чарльз прикусил нижнюю губу. — Страшно подумать, но чего я только не думал и не говорил о нем!