— Но при чем тут Клаудио? Не понимаю, при чем тут Клаудио?
К ним подошла девочка с коробкой сластей:
— Мистер, не хотите купить лукума?
— Нет, сокровище мое.
— Клаудио мертв, Мишель. Мне сказал об этом отец, когда вышла та статья в газете. Он поведал мне также, что история о покушении — вероятно, уловки полиции, благодаря которым смогли исчезнуть без следа два нежелательных трупа. Смирись.
Мишель продолжал пробегать глазами газету.
— Быть может, это всего лишь сенсация, а может, что-то большее, но, думаю, вскоре все прояснится.
— Может быть…
— А решение загадки кроется в словах, обнаруженных возле трупов Руссоса и Карагеоргиса: «Я нага и мерзну». Это послание, понимаешь? Несомненно, это послание. И если нам удастся расшифровать его, то мы доберемся до убийцы и поймем причину, заставляющую его убивать с подобной жестокостью.
Норман внезапно потемнел в лице:
— Послание… Совсем как в произошедшем с моим отцом. Но тогда убийцей может оказаться один и тот же человек… Ты думаешь, Клаудио вернулся убить своих мучителей, не так ли?
— А ты думаешь, все это — лишь плод моего подсознания, которое не может смириться с тем, что я его выдал, верно? Давай говори, разве не так?
— Но ведь это абсурд, разве ты не понимаешь? Если есть связь между тремя преступлениями, то какое ко всему этому имеет отношение мой отец? Мой отец пытался спасти его: он послал человека на машине… Я был там, он пытался спасти его, говорю тебе.
Владелец прилавка обернулся к ним, посетители за соседними столиками тоже. Норман опустил голову и, не говоря ни слова, снова принялся за еду. Мишель кусал нижнюю губу, пытаясь прогнать прочь слезы, выступавшие у него на глазах.
— У тебя нервы на пределе, — заметил друг. — А теперь ешь: холодная султанка отвратительна на вкус.
Скардамула
9 августа, 22.30
Мишель постучал в дверь номера Нормана:
— Я спущусь и выгоню машину. Жду тебя внизу.
— Хорошо, — сказал Норман, — я присоединюсь к тебе через десять минут.
Мишель вывел машину из гаража гостиницы, выехал на улицу и припарковал ее под фонарем, заглушив мотор. Он достал из портфеля статью Периклиса Арватиса «Гипотеза о некромантическом ритуале в одиннадцатой песни „Одиссеи“» и стал читать… Гипотеза Арватиса… Он уже столько раз изучал этот текст. По мнению автора, некромантический ритуал, описанный в одиннадцатой песни «Одиссеи», действие которой разворачивается на краю земли, на берегу Океана, — не что иное, как беседа с оракулом мертвых Эфиры, находящимся в Эпире, ровно напротив островов Ионийского моря, напротив Итаки. Раскопки подтвердили — к оракулу приходили с микенской эпохи, со времен гомеровских героев. В Эфире тек Ахерон, приняв в себя потоки Коцита и Перифлегетона, в Эфире находилось Стигийское болото, а в горных деревнях мертвецов все еще хоронили, положив им в рот серебряную монету достоинством в двадцать драхм… обол Харону, перевозчику мертвых, — а в день поминовения усопших ели сырые бобы… В Эфире время как будто остановилось.