— И как же он пережил это ваше вмешательство?
— Довольно темпераментно, Алексей Павлович. Сначала настолько рассвирепел, что здороваться перестал. А потом все вошло в свое русло. Мы иногда встречаемся, и бедняга полковник, уже переживший серьезный сердечный приступ, только благодарит за своевременное вмешательство в его судьбу.
Бодрый голос Кострова прозвучал в эту минуту с порога:
— Здравствуйте, Зара Мамедовна. Позвольте вас одарить этими вот знаками весны. — Майор протянул ей букетик цветов.
Зара Мамедовна смутилась.
— Благодарю вас, Володя. Давненько мы не виделись. Как чувствуете себя?
— Вопрос весьма широкого диапазона: физически, морально, материально? Смотря что вас интересует?
— Я врач. Следовательно, здоровье прежде всего.
— Я так и знал. — Володя изобразил на лице разочарование и с тяжким вздохом опустил руки. — Как древний спартанец, воспитанный по законам Ликурга...
Она пристально вгляделась в его лицо, отметила легкую синеву под глазами, но ничего не сказала. Кострову замерили давление крови, пульс. Пультовая незаметно наполнилась людьми. Пришла лаборантка и стала настраивать осциллограф. Дежурный врач, готовивший Кострова к тренировке, стал рядом с ним. Появился рослый, спортивного вида инженер — майор Федор Федорович Захаров, руководивший технической эксплуатацией большой центрифуги. Потом Кострова повели вниз. Горелов вышел из пультовой. Но вниз не стал спускаться, посчитал неловким, и за тем, как Кострова сажали в пилотскую кабину и давали ему перед тренировкой последние указания, наблюдал с верхней площадки. Зара Мамедовна громко спросила:
— Вам ознакомительную нагрузку давать? В пустоватом зале смех Володи прозвучал гулко:
— Ерунда. Давайте сразу основную.
— Смотрите, — неопределенно проворчал Федор Федорович, — повторение — мать учения.
— А ученого учить — только время терять, — возразил Костров весело.
Потом кабину закрыли, и все поднялись наверх. Так же неподвижно голубела внизу большая центрифуга, но теперь в ее испытательной кабине находился человек. Алексею она показалась большой нахохлившейся птицей, готовой вот-вот замахать крыльями. Он усмехнулся нелепости этого сравнения и снова вошел в пультовую. Резким гортанным голосом Федор Федорович говорил Заре Мамедовне:
— Он просит дать ему сразу одиннадцать Ж.
— Ни в коем случае, товарищ инженер-майор, — сухо отрезала Зара Мамедовна. — Костров давно не был на центрифуге. Дать как после перерыва. Сначала двойку, потом пять, восемь и только через минуту после восьми — одиннадцать Ж. Никаких скидок на опыт. Поняли?