Обрывистые берега (Лазутин) - страница 21

Когда за Валерием захлопнулась дверь в прихожей, Вероника Павловна обессиленно села в кресло за письменный стол, на котором лежали главы рукописи диссертации. Чувствуя, что ей не хватает дыхания, она положила под язык таблетку валидола.

Нужно было уже давно звонить машинистке, а ей так не хотелось, просто не было сил. А не позвонить и не отдиктовать завтра два больших раздела главы было нельзя. Муж не просто обидится, а сочтет, что она его подвела.

Найдя в записной книжке номер телефона машинистки, она принялась расслабленно крутить диск аппарата.

Юридический факультет Московского университета Калерия и ее муж Сергей Николаевич закончили семь лет назад. Поженились на третьем курсе, все годы жили душа в душу, а вот, как, вздыхая, говорила бабушка Калерии, "деток бог не послал". Посмотреть со стороны — не женщина, а "кровь с молоком", все при ней: и лицом бела, и румяна, и статью вышла: высокая, стройная, и тяжелая каштановая коса, уложенная на голове, завивалась в корону… А глаза!.. Про глаза еще бабушка, когда Калерия была маленькой девочкой, говорила:

— Да ты их помой хорошенько, смотри, какие они у тебя черные замарашки. С мыльцем помой, да реснички помой тоже, а то они как черные метелки…

Обливаясь тайными детскими слезами, потихоньку всхлипывая, Лера старательно намыливала глаза, ресницы, брови, поднимала голову, смотрелась в зеркало над раковиной, и снова на нее из-под черных густых бровей смотрели большие черные глаза, опушенные метелкой длинных черных ресниц.

Только потом, уже где-то в восьмом классе, вспоминая деревенские шутки бабушки, Лера улыбалась и подолгу смотрелась в зеркало, рассматривая свои глаза, брови, ресницы, которым завидовали девчонки. Эти глаза, черные и лучистые, и сейчас, когда Калерии исполнилось тридцать лет, еще обжигают встречных мужчин, заставляют их оборачиваться, чтобы окинуть взглядом стройную и красивую женщину.

Были бы и дети, если бы не аборт при первой беременности. Это уже было на четвертом курсе. А ведь врач так отговаривала, предупреждала, что с ее отрицательным резусом крови аборт при первой беременности грозит бездетностью. Не послушалась, не поверила врачу, думала, что просто запугивает, такая уж линия проводилась в те годы в медицине: нужно воспроизводить те двадцать миллионов, которые погибли в войну. Некоторое время Калерия и Сергей колебались, хотели оставить ребенка, но тут сработали свое злосчастное дело теснота и скандальный быт многонаселенной коммунальной квартиры. Молодожены, отгороженные от родителей Калерии и бабушки ситцевой ширмой, спали на узенькой железной кровати с провисшей панцирной сеткой. А вот сейчас все есть: просторная двухкомнатная квартира на восьмом этаже, окнами выходящая на Университетский проспект, усаженный березами, у подножий которых с утра до вечера пестреют яркие детские коляски, есть "Жигули" (за Сергеем Николаевичем утром приходит служебная машина, которая вечером, после работы, привозит его домой), есть под Загорском садово-огородный участок, который супруги Веригины ласково называют то "дачулей", то "сладкой каторгой"… А вот детей нет. И не будет. Первые четыре года еще на что-то надеялись, два раза по этой причине ездили на специализированный курорт, обращались к профессорам, потом наконец смирились и больше об этом не стали говорить, чтобы лишний раз не опечаливать друг друга. Калерия, как нынче говорят, "с головой ушла в работу", Сергей Николаевич, служебная карьера которого быстро поднималась в гору, ждал присвоения очередного звания — майора милиции. Следственная работа ему была по душе, начальство его ценило, коллеги уважали за скромность и честность: не заискивал перед начальством, не смотрел свысока на молодых, только что начинающих работать следователей. Иногда, чтобы не показалось, что становится в позу наставника, незаметно помогал неопытным коллегам распутать сложные уголовные дела. Никак не мог смириться лишь с тем, что Калерия, возвращаясь с работы, словно по закону сообщающихся сосудов, старалась перелить в него волнения и впечатления прожитого дня. Вот и сегодня после встречи со следователем Захряпкиным, который утром был в следственном изоляторе на Матросской тишине, где он, по его словам, больше часа провел с подследственным Владимиром Ивановым, которому угрожает колония несовершеннолетних, она никак не может отделаться от тяжелого чувства в душе. "За Ивановым кто-то стоит, — думала она, — не мог он сам решиться на такое. Но боится выдать, будет месть". За ужином Калерия хотела рассказать мужу о посещении Захряпкиным изолятора и о его очередном допросе Иванова, но Сергей Николаевич, думая о чем-то своем, умоляюще посмотрел на жену и, перестав есть, вздохнул.