Расположив кольцо поверх отметины, я посадила его на клей, дополнительно зафиксировав с помощью шовного материала. Затем я иссекла скальпелем ткани вокруг и вместе с кольцом поместила в формалин. Все это время я не переставала размышлять, чем же может оказаться это пятно — почти круглой формы, неравномерно окрашенное в какой-то странный буроватый цвет. Создавалось впечатление, что пятно представляет собой оттиск какого-то предмета, но какого именно, выяснить так и не удалось, сколько бы моментальных снимков мы ни сделали и с каких бы ракурсов их ни рассматривали.
О пакете, обернутом в белую бумагу, мы вспомнили только после ухода фотографа, уже позвонив в похоронное бюро и сообщив, что тело можно забирать.
— А что делать со свертком? — спросил Дженретт.
— Надо посмотреть, что внутри.
Доктор расстелил на каталке чистые сухие полотенца и положил сверток на них. Под бумагой, которую он аккуратно разрезал скальпелем, оказалась потрепанная коробка из-под женских мокасин шестого размера, обмотанная в несколько слоев скотчем. Разрезав и его, Дженретт снял крышку.
— О Господи! — прошептал он, оторопело уставившись на то, что кому-то пришло в голову положить в гроб вместе с телом маленькой девочки.
Внутри, завернутый в два герметичных пакета для замораживания, лежал мертвый котенок, на вид никак не старше нескольких месяцев. Я вынула из коробки твердый, как доска, трупик с выступающими тонкими ребрышками. Это была кошечка, черная с белыми лапками, без ошейника. Я отнесла ее в рентгенолабораторию, и снимки, выложенные на короб с подсветкой, ясно указали причину смерти.
— Сломаны шейные позвонки, — произнесла я, и по коже у меня пробежали мурашки.
Дженретт, нахмурившись, подошел взглянуть.
— Вот здесь позвоночник как будто смещен в поперечном направлении. — Он показал согнутым пальцем. — Странно. Вряд ли такое могло случиться, если ее сбила машина.
— Никакой машины не было, — отозвалась я. — Ей свернули голову — на девяносто градусов по часовой.
Я вернулась в мотель почти в семь вечера. Марино, лежа в своем номере, поедал чизбургер. На одной кровати валялись пистолет, бумажник и ключи от машины, на другой — он сам. Носки и ботинки он, похоже, скинул, не прибегая к помощи рук. Догадаться, что он и сам прибыл совсем недавно, не составило труда. Я решительно подошла к телевизору и выключила его.
— Поехали, — сказала я. — Есть работа.
Люциас Рэй клялся и божился, что пакет в гроб Эмили положила сама Дениза Стайнер, и он, конечно, подумал, что под оберткой любимая кукла или какая-нибудь другая игрушка девочки.