— До сих пор верил, что
на том свете все же что-то есть... — обозначил свое возвращение голосом
Константин Платонов.
— А ты думал всем, кто
получил пяткой в лоб, тот свет показывают? — ответил ему тихий женский голос.
Константин еще ничего не
видел, кроме неясно проступающих в полумраке какого-то помещения граней потолка
и стен, куда смотрели его чуть приоткрытые глаза. Вместе с сознанием вернулась
боль. Она вполне осязаемым естеством наполняла голову, норовя вновь вытолкнуть,
оборвать тонкие нити, связывающие мозг с еще не понятым внешним миром. Спасала
от этого вибрирующая боль в обеих ногах, которая словно уравновешивала оба
источника на неких метафизических весах, не позволяя одной из чаш погрузиться в
зону небытия. Вот чашу головы кто-то нежно и совсем чуть-чуть приподнял, а она
пообещала выплеснуться всеми мозгами наружу через рот, невыносимая тошнота
подступила комком к горлу. Но губы ощутили поднесенную добрыми руками влагу и
все же раскрылись, надеясь протолкнуть, смыть этот тошнотворный комок обратно.
Платонов сделал глоток,
затем второй... Больше не мог, боялся приступа рвоты. Но никто через край и не
лил. Голову вернули на место, весы качнулись между двумя импульсами боли и
вновь замерли, чуть колышась то в ту, то в другую сторону. Влагой словно
промыло коридоры памяти, и со страшным испугом от произошедшего Платонов
спросил:
— Где Бабель? Что с ним?
— Кто?
— Со мной был мужчина,
седой такой? Его убили?
— Почти, в коме он.
Думают отключить аппарат.
— Какой аппарат?
— Искусственного
дыхания... И-Вэ-Эл...
— Зачем?
— Не видят смысла.
— Что значит, не видят
смысла? — Платонов рванулся вперед, мгновенно вспомнив сотни душещипательных
историй о коматозниках, о родственниках, поставленных перед трудным выбором. Но
рывок стоил ему нового провала в небытие.
Следующее возвращение было
более осознанным и осторожным. Теперь мир не наваливался всем своим ужасающим
новорожденного материализмом, теперь ученый болью Платонов крался к нему, чуть
приоткрывая веки.
— Аппарат выключили? —
первым делом спросил он.
— Пока нет. При вас же
никаких документов... Бомжей никто стараться вытаскивать не станет.
— Вот старый дурак! —
выругал Бабеля Платонов. — Он — известный журналист.
— А ты? — вместе с
вопросом над ним появилось лицо девушки.
— А я — так себе, —
ответил Константин, пытаясь изо всех сил определить, чего ему ждать от этого
образа. — Надо срочно позвонить. У вас есть мобильник? Надо позвонить в
редакцию, предупредить. За нами приедут. Как тебя зовут?
— Мария... Маша...
— Маша... — повторил
Платонов, пытаясь проникнуть в глубину каштановых глаз, — а меня — Костя.
Константин. Хреново мне, Маша.