Сергей Сергеевич Козлов
ДВИЖДА
(Магдалина)
Бедный я человек! кто
избавит меня от сего тела смерти?
(Рим. 7, 24)
...ибо дал нам Бог духа
не боязни, но силы и любви и целомудрия.
(2 Тим. 1, 7)
Радуйтесь с радующимися
и плачьте с плачущими.
(Рим. 12, 15)
«Брошусь
на землю у ног распятья,
Обомру и
закушу уста.
Слишком
многим руки для объятья
Ты
раскинешь по концам креста.
Для кого
на свете столько шири,
Столько
муки и такая мощь?
Есть ли
столько душ и жизней в мире?
Столько
поселений, рек и рощ?
Но пройдут
такие трое суток
И столкнут
в такую пустоту,
Что за
этот страшный промежуток
Я до
воскресенья дорасту».
Борис Пастернак.
Магдалина. 2
1
Началось все с безумного
спора, который сначала вывернул наизнанку жизнь, а потом и душу...
Золотым осенним днем,
когда солнышко припекает напоследок, и знаменитой русской хандре вроде бы нет
места в сердце, два журналиста шли по подсохшей улице, оживленно говорили «за
жизнь», подумывали — не подлить ли в беседу пивка или чего покрепче, и
радовались той самой жизни. Между двумя приятелями наблюдалась существенная
разница как в возрасте, так и в боевой и политической подготовке. Обрисовать их
можно так: более умудренный опытом борьбы за либеральные ценности и права
человека Виталий Степанович Бабель, очень гордившийся своей революционной фамилией,
был седым и клочковато-непричесанным человеком, неровная челка опускалась на
огромные двояковыпуклые очки, в которых сияли водянистые выпуклые глаза,
пронзающие мир пренебрежением всезнания и житейской мудрости. Пожалуй, глаза
Виталия Степановича были главной характерной чертой его лица, потому тонкие
губы, заостренные уши и немного вздернутый, нехарактерный для такого типа лица
нос описывать не стоит. Виталий Степанович был человеком невысоким и тщедушным,
но весьма агрессивным даже в речи. Напротив, большой и высокий, молодой и
опрятный Костя Платонов по натуре был добродушным и отзывчивым человеком. И
вовсе не гордился своей писательской фамилией. Бабель подкатывался к
шестидесяти, а Платонову недавно перевалило за тридцать. Он был счастлив своей
молодостью и отмахивался от Бабеля, которому хотя бы три раза в сутки надо было
сокрушать сталинизм или еще какую-нибудь тоталитарность.
— Да живите вы проще,
Виталий Степанович! Ну надоело уже народу развеивать прах Сталина. Да и так ли
он страшен, как его малюют?.. — улыбался Платонов солнцу и встречным девушкам.
— Ну, знаете, Константин
Игоревич! — взрывался, чуть ли не брызжа слюной, Бабель. — Если мы забудем,
если молодое поколение не вынесет из этого урока, если... Все это повторится!
Лагеря, расстрелы, «воронки́»... А вы с такой преступной легкостью
говорите об этом.
