— Сергей, ты не будешь
против, если на какое-то время к тебе приедут моя жена и дети? Всего — четверо,
— уточнил Ширвани.
Петрович знал, что
малейшее промедление в ответе будет расценено гордым кавказцем как неуверенность
и поиск возможности отказать, поэтому закричал, пока тот еще не завершил фразу:
— Конечно, конечно,
дорогой, пусть приезжают, я встречу, и ты приезжай!
— Надо будет, чтоб они
там побыли... месяц-два... — как будто не слышал искреннего восторга армейского
товарища Ширвани. — Деньги у них есть, просто надо побыть подальше, понимаешь?
— Да о чем речь?! Пусть
едут! Только сообщи когда и каким видом транспорта. Если надо, я хоть в Тюмени,
хоть в Тобольске встречу...
— Спасибо, Сергей, —
сухо поблагодарил Ширвани и дал отбой.
С неделю Петрович с
Лидой готовились к приему гостей, готовили югорские деликатесы, но Ширвани так
и не позвонил. А через какое-то время в Чечне, что называется, началось... И до
сих пор Петрович не знал, живы ли Ширвани и его семья. Как и не знал — чем
занимался тот во время этой долгой и бессмысленной войны. Сам Петрович смотрел
сводки оттуда с горьким и противоречивым чувством.
В девяносто шестом
кто-то из молодых и неслуживших водителей в компании «кинул валенком»: мол, мы
эту Чечню махом...
— Дурак ты,
вякать-брякать, — оборвал его Петрович, — у них воинами рождаются, а у нас
становятся, да и то не все. Вашему-то поколению соску на бутылку с пивом одели,
вы сосете и думаете, как бы под это дело еще и от армии откосить. Я вот читал:
была у царя Дикая дивизия — из горцев, так вот, только она его и не предала.
Если б у нас в Кремле не тупые сидели, они бы и сейчас такую дивизию имели. А
самое главное — война эта на американские доллары ведется, мы режем друг друга,
американцы радуются и еще бабла подбрасывают, давайте, ребята, а мы пока под
это дело мир под себя переделаем, и пока до горцев дойдет, где у них главный
враг — много крови прольется. Победить-то победим, но еще не ясно,
катить-мутить, как жить после такой крови...
Но с большей досадой
Петрович вспоминал девяносто второй, когда после развала Советского Союза даже
украинцы ходили гордые и собирались домой. Мол, хорош, покормили Россию, теперь
у нас будет богатое независимое европейское государство, а вы тут лаптями щи
хлебайте... До драк ведь доходило! Соберутся старые друзья на проводины,
выпьют, а потом — ну друг другу морды бить за незалежность!
Правда, уже через год
многие вернулись. Прятали глаза, ругали бандеровцев и киевских лидеров без
разбору, но чаще предпочитали вообще отмалчиваться. Соглашались на работу даже
с более низким заработком, чем до отъезда, потому как и на нефтяном севере не
все было гладко, но куда как лучше, чем на суверенной родине. И снова были
застолья — теперь уже встречи старых друзей. Балагур Петрович незлобно отводил
на них душу, но драться за сомнительные национальные интересы никто не лез.
Даже репрессированные со львовщины и Тернополя отмалчивались, либо сыпали
тостами за старую дружбу. Во всяком случае первые полгода... Голод — не тетка,
рыба ищет, где глубже...