Сквозь смерть и время (Бураков) - страница 27

Вернувшись назад поставили новую палатку, сколотили кровати; на наше счастье в эту ночь тревоги не было, вместе с ужином нам выдали по литру «Вермута», да было еще три бутылки от грека, так что мы устроили новоселье: расселись на кровати и до полуночи выпивали и пели песни. Пели мы больше украинские; когда зашел к нам часовой с целью успокоить, мы заканчивали советскую песню:

«Вот умру я, умру я —
Похоронят меня —
И родные не узнают,
Где могилка моя…»

Эту песню знали все советские подданные, даже такие, которые плохо владели русским языком, но и они выговаривали слова этой песни хорошо.

В одну из ночей октября началась какая-то суматоха, слышался приглушенный разговор, шум машинных моторов. Пришел часовой и сказал, чтоб мы оделись и никуда не выходили. Около наших орудий осталось по 3 немца, а остальные в полной боевой готовности вскочив в машины, умчались в темноту. На другой день мы узнали, что Италия капитулировала. Все итальянцы были арестованы и заключены за проволоку, как пленные. Позднее их, как и нас, распределили на группы и мы вместе работали по бетону. После этого бомбежки сразу участились. Теперь англичанам из Италии летать было совсем недалеко и бомбили они почти каждый день. Ночью летает разведчик и фотографирует объекты, а днем налетают бомбардировщики…

В один из таких дней, когда дождевые облака низко облегли долину, завыла сирена. Мы бросились за ящики со снарядами, сидим и ждем. Это был самый страшный день. Со стороны моря все сильнее и сильнее нарастал гул бомбардировщиков. Вдруг в одном из просветов на небе они показались по 3 в ряд и снова нырнули в тучи. В это время начали бить тяжелые зенитки, и с первым залпом мы услышали рев приближавшийся к земле. Затем из-за тучи штопором вынырнул самолет, ударился о волны, взметнул столб яркого пламени, и набежавшие волны похоронили остатки. Самолеты кружились над аэродромом стараясь выйти из низких облаков, по-видимому в поисках для себя цели; стоял страшный вой, казалось что камни дрожали. Покрутившись минут 15, самолеты повернули назад и гул их исчез в высоте.

До января месяца бомбили не меньше двух раз в неделю. На аэродроме машин становилось все меньше; нас чаще брали работать на кухню и там я был свидетелем, как вылавливали партизан. Однажды по улице затрещали мотоциклы и машины. Во двор прибежала плачущая гречанка, работница кухни, и сообщила, что в городе идет очередная облава, и у всех, у кого не окажется документов, арестовывают и отправляют в тюрьму, а оттуда в Германию. У нее в городе остался муж и она не уверена, увидит ли его. По улицам с плачем бегают старухи и дети, а солдаты, подталкивая прикладами, загоняют мужчин и женщин в кузов автомашины.