— Пятерых сбил — не беспокоили, а тут будут, да?
— Ты самолет осмотрел? Пробный вылет для ознакомления сделал? Карты местности изучил? Я тоже понимаю, что могут не все вернуться, но и ты пойми: просто так я тебя выпустить не могу. Вот, изучи пока карты нашей зоны ответственности, — всучил мне карты Никитин и выпроводил из штаба.
Прижав к груди тоненький сложенный лист, я несколько секунд постоял, после чего, развернувшись, направился к взлетной площадке.
На моих глазах восемь бомбовозов по одному тяжело оторвались от поверхности взлетной полосы и, натужно гудя моторами, стали набирать высоту, создавая строй.
Проводив их взглядом, пока они не скрылись из глаз, я прошел мимо часового и направился к стоянке самолетов, именно там, по моему мнению, должен находиться мой ястребок.
— Стой, кто идет? — отреагировал второй часовой. Что хорошо, так это охрана аэродрома, видимо, что-то было, раз приняли подобные меры.
— Свои, — отреагировал я.
— Пароль?
«Ого! У них тут еще и пароли есть?»
— Не знаю. Я в санчасти лежу, мне его не говорили.
Из-за одной из палаток выглянул молодой паренек и с подозрением уставился на меня. У стоянки находилось три палатки, вот их-то и охранял часовой.
— Товарищ лейтенант, тут какой-то подозрительный шастает, — обратился он к кому-то, не спуская с меня глаз.
Из-за палатки вышел Виктор и, посмотрев, кто тут «шастает», велел пропустить меня.
— Ты чего ходишь? Тут, смотри, с охраной у нас строго, стрельнут еще ненароком.
— Да истребитель свой хотел осмотреть, — сознался я, шмыгнув носом.
— А-а-а. Ну тогда сейчас Семеныча крикну, он будет твоим механиком.
И действительно, через минуту ко мне подошел сорокалетний старшина, на ходу вытирая измазанные маслом руки какой-то грязной, замызганной тряпкой.
Несколько секунд мы изучали друг друга. Семеныч мне понравился, была в нем какая-то жилка, надежность. Было видно, что с моим самолетом все будет в порядке. А вот я механику — явно нет. Озадаченно оглядев меня, он спросил с сомнением:
— Так это вы будете сержантом Суворовым?
— А что, не похож? — выпятив грудь, спросил я.
— Не похож. Мал еще.
— Говорят, со временем это проходит, — вздохнул я в ответ, протягивая руку: — Сержант Суворов. Всеволод. Можно просто Слава, или Сева, я привык.
— Кхм. Старшина Морозов. Виктор Семенович. Все меня зовут Семенычем, так что и вы можете так же.
— Ну что вы, Виктор Семенович, разве так можно? Воспитание, будь он неладно, крепко вбито ремнем отца, так что не обессудьте.
Рукопожатие у старшины было крепким, но и я не слабак, так что в изучающем меня взоре механика появилось искреннее удивление.