Врожденный дефект бедра сделал его детство несчастным, и до двенадцатилетнего возраста Джеми пришлось перенести несколько операций. Еще ребенком он в полной мере познал страдания и боль. Проводил долгие месяцы в больнице, из которой выписывался лишь с тем, чтобы носить на ноге металлическую скрепу, так туго затянутую, что она оставляла рубцы на коже. С тех пор, стоило ему провести рукой по этим шрамам, как он вспоминал о перенесенных страданиях, о том, сколько он вытерпел, и о том, что заслуживает за это по меньшей мере компенсации. Жестокость сверстников сделала невыносимой его школьную жизнь. Теперь он ненавидел себя самого, собственные плоть, кровь и кости. Но больше всего он ненавидел боль. В юности ему прописывали демерол и морфий в качестве болеутоляющих, и это привело к тому, что позже он стал покупать наркотики у уличных торговцев. Предпочитал, конечно, героин, и по возможности, внутривенно. Лучшими минутами его жизни стали минуты перед инъекцией и сразу после. Именно тогда у него рождались самые талантливые мысли. Если бы только он мог запомнить их! Его блокноты были испещрены заметками, разобрать которые не брался никто, даже он сам. Хорошо, что, живя в собственном вакууме, он хоть научился абстрагироваться от внешних раздражителей. Приехав в Лондон, он уже в первый вечер услыхал шум небольшого скандала прямо у дверей его номера, и как раз в ту минуту, когда он только что принялся за работу. Ну в точности как дома! Никаких проблем, Джеми игнорировал его так же, как игнорировал домашние драки трех братьев. Он был любимым ребенком у матери и даже не пытался вникать в раздоры между остальными детьми либо принимать сторону одного или другого.
Когда же шум, поднятый в коридоре, надоел ему, Джеми проревел: «Заткнитесь, вы там!» — и грохнул по стенке кулаком. Шум и впрямь через некоторое время стих.
На следующую ночь повторилось то же самое. Крики и вопли споривших до того походили на вчерашние, что опять же напомнили ему ссоры между братьями, вечно бранившимися из-за дележа одних и тех же пустяков. А так как он в тот вечер серьезно перебрал, то понесся в коридор, воинственно прихватив с собой настольную лампу в качестве оружия, но не имея на теле ничего, кроме рваных джинсов, в которых валялся на кровати. Коридор оказался совершенно пустым, не считая горничной, убиравшей соседние номера. Эта молоденькая девушка с длинными каштановыми волосами уставилась на него огромными испуганными глазами, и она показалась Джеми настоящим ангелом, забежавшим на минутку в гостиницу. Она была такой красивой, что он даже смутился и отвел взгляд. Вот о таких редких моментах и стоило писать песни. Если бы только он мог запомнить их!