Несколько мгновений, —
все это длилось каких-то несколько мгновений, — но как все переменилось? Выбыл
из игры Ахмет. Выбыл подчистую, потому что то человекообразное существо,
которое копошилось неподалеку во мху, издавая нечленораздельные звуки, уже не
было в подлинном смысле жизнерадостным любителем кинжалов Ахметом. Его
невысокий горский ум словно странным образом лопнул и рассыпался по чужой
земле, затерявшись среди густых стебельков мха и старых иголок хвои. И Ваха,
бестолково шарящий глазами по окрестным кустам, все никак не мог прийти в
чувство. Прямой привстал и осторожно высвободил из руки чеченца кинжал. В
последний момент тот, было, попытался оказать сопротивление, но Прямой от души
пару раз приложил ему по затылку. Ваха обмяк, и Прямой оттащил его к соседней
молодой сосенке. Разоружив горца, он приковал его к дереву его же собственными
наручниками. Убить его было легко, очень легко, но почему-то делать этого
совсем не хотелось…
А дальше произошло еще
нечто неожиданное: зашевелился и открыл глаза Сержант. Несколько секунд он
осматривался, вникая в подробности ситуации, и, наконец, подал голос:
— Вот те раз, видно,
проспал самое интересное, — он закряхтел и поднялся на ноги.
Да, рано его похоронил
чеченец Ваха. Что попишешь — чужак, где ему вместить русскую широту! Сам же
Ваха, вывернув шею, смотрел, не отрываясь на огромного русака, наверное,
удивляясь: вот, мол, эти русские, и умереть как следует, не могут! Может быть,
и не так он думал. Может, ругал на тарабарском своем языке распоследними
словами, но, во всяком случае, делал это молча.
— Пойдем, — сказал
сержант, — нам еще далеко.
— А эти? Как с ними? —
поинтересовался Прямой и посмотрел в горящие глаза Вахи, словно пытающиеся даже
и на расстоянии достать и спалить огнем ненависти.
— Да Бог с ними, —
махнул рукой Сержант, внимательно разглядывая разгребающего руками мох Ахмета,
— Что с этим парнем?
— Странное дело, —
Прямой пожал плечами, — медведь откуда-то взялся, в самый, что ни есть
интересный момент… Вот такая история.
— Занимательная, —
согласился сержант. — Выходит, медведь нас спас? Вот ведь как! Не оставляет,
преподобный своими молитвами. Моли Бога о нас, преподобный наш отче Сергие, —
Сержант перекрестился и, ничего не объяснив, коротко распорядился:
— Надо идти, потом все
обмозгуем. А они пусть остаются, пускай посидят тут. Оружие их заберем.
Напоследок, уже в
удаляющие спины, Ваха, сотрясая стерегущую его сосенку, что-то прорычал на
своем утробном горском наречии. Но это его проклятие так и осталось с ним
рядом, лишь добавив яда в и без того изгаженный ненавистью воздух…