Прямой перевел дух.
Неизвестно отчего, но ему стало легче. Не оттого, что пожалел он каких-то там
неизвестных афганцев. Нет. Просто вдруг рядом с Сержантом стало ему теплей и
радостней. Радостней и теплей…
Сержант лежал на спине у
самой кромки воды и тяжко дышал.
— Сергей, послушай меня,
— обратился он вдруг к Прямому, — мне осталось недолго.
— Откуда ты знаешь? —
попытался, было, успокоить Прямой. — Отдохнем и дальше двинем. Здоровья у тебя
хватит…
— Нас многому учили, —
не слушая его, продолжал сержант, — и работать на пределе сил тоже. Так вот,
свой лимит я уже исчерпал. Ты вот что… Ты меня похорони. И имя, имя мое запомни
— Роман. Лады?
— Да, — ответил Прямой,
сразу вспомнив свои странные сны (ведь так и есть: Роман!).
— Вот и познакомились, —
Сержант улыбнулся, — Хотя, будто год уж знакомы — столько всего накрутилось за
это время. Ты, Сергей, вот что, ты доведи дело до конца, передай эти хреновы
документы… что бы не зря, значит, весь сыр-бор. Лады? И еще одно сделай
обязательно: в церковь сходи, отпевание по мне закажи. Имя мое теперь знаешь,
оно только и нужно для отпевания. Господь все остальное Сам управит.
Обязательно сделай. Если про Лешку что узнаешь, — ну, что не жив, — тоже самое
сделай. Лады, Сергей?
— Да, — пообещал Прямой,
— только не понимаю я ничего в этих церковных тонкостях.
— Все узнаешь, попомни,
что Лешка тебе говорил. А сейчас пойдем, пока еще могу. Можно и тут, конечно,
помирать, но, чувствую, надо идти, надо…
Это самое “надо” и
двигало ими. Час, два… а может быть и не час, и не два, а всего каких-нибудь
пятнадцать минут? Прямой просто забыл о времени. Он еще никогда не жил с таким
напряжением сил, на краю физических возможностей или, скорее, за краем. Он уже
не думал о том, что сил не осталось, просто раз от разу переставлял ноги,
поддерживал норовящего вот-вот упасть Сержанта и приближался к какой-то
неведомой ему цели. Шаг за шагом…
А в голове, словно
колесо обозрения в ботаническом саду рядом с Зеленым театром, только обратным
порядком, раскручивалась спираль времени. Он перескакивал от одной
раскачивающейся кабинки к другой, и с каждой открывался свой временной
горизонт. Он всматривался в эту знакомую, полузабытую даль. Все это было, было…
* * *
Ретроспектива. Сергей
Прямков
Боксом он стал
заниматься с четырнадцати лет в пику отцу с его репутацией и партийным
авторитетом. Добился неплохих результатов и дважды был чемпионом области среди
юношей…
Ему нравился бокс, и ему
нравилось быть настоящим мужчиной. Часто он подолгу рассматривал в зеркале свое
лицо и старался придавать ему жестокое, безжалостное выражение, свойственное,
как думалось ему, настоящим мужчинам. Он любил свое лицо: выразительные
темно-серые глаза, красиво очерченный прямой нос, твердый волевой подбородок… И
только жесткости, жаль, было пока маловато (это придет позднее, после армии,
где на одной из тренировок ему свернут на бок нос, и после зоны, где его
характер действительно затвердеет и наполнит металлом голос и взгляд). Он хотел
быть таким, как Рэмбо, как другие герои любимых боевиков, потоком обрушившихся
на постсоветскую молодежь…