Разбиение демонстрантов на группы продолжалось. И чем дальше, тем более жёстко действовали ОМОНовцы, осмелевшие от недостатка сопротивления. Явно задача ставилась очистить площадь от всех граждан. Автозаки наполнялись до тех пор, пока район не опустел полностью. К концу столкновения на площади и вблизи неё хватали уже просто зевак и случайных прохожих. Пострадали многие операторы независимых СМИ.
Чуть погодя националисты, как обещали, собрались в метро в центре столицы, чтобы выйти как можно ближе к Манежке. Им перекрыли выходы со станции, но группа из полусотни граждан смогла прорваться наверх. Там уже силы были явно неравны: несмотря на слаженность действий, всю группу разбили на части и в итоге все были задержаны. На площади Свердлова (Театральной), через которую планировали идти националисты, руководство силовиков вело себя просто неадекватно: все без разбора выходящие из метро и идущие к площади, вне зависимости от возраста и внешнего вида, препровождались в автозаки. К возмущающимся и напоминающим о конституционных правах немедленно применялась сила. Пострадало много пожилых москвичей, семейных пар, туристов.
Обещанные тысячи несогласных граждан и бывших силовиков из регионов и ближайших к столице городов, заявлявших о своей готовности к сопротивлению, то ли не доехали до столицы, то ли так и не смогли собраться в центре. Остаток дня вблизи центральных площадей Москвы доводилось встречать небольшие отряды Народного ополчения им. Минина и Пожарского, сторонников полковников Квачкова и Хабарова, более или менее известных участников различных националистических и либеральных движений. Всех известных левых, видимо, повязали ещё на площади. Количество силовиков всех мастей в столице зашкаливало. Как и ненависть народа к их руководству.
Ночью задержанным оказывали помощь, привозили воду, продукты язвенникам, необходимые медикаменты. Позже освобождённых забирали из ОВД, развозили по домам, обеспечивали ночлег приезжим. Стоит отметить, что здесь разные крылья гражданского протестного движения проявляли высокий уровень взаимовыручки.
Те, кто в ОВД послушал провокаторов (а их присутствие на некоторых участках и в некоторых протестных группах стало нормой) и подписал обязательство явиться в суд, не внёс замечаний в протокол – отпускались весьма быстро. Но им ещё придётся отсидеть свои сутки. Те, кто знал, что ни в чём не виноват, что оперативная съёмка не зафиксировала ни одного нарушения с их стороны, и потому отказывались предъявлять документы, подписывать что-либо – сидели до утра, в нарушение всех норм права (обычно достаточно сообщить ФИО и год рождения, чтобы база данных выдала и паспортные данные с фото, и место жительства). Однако стойкость вызывает уважение – и уставшие от беспредела сотрудники отделений в итоге выпускали таких задержанных, составляя для отвода глаз липовый протокол, подписанный нанятыми понятыми, который уничтожался, как только людей выпускали на свободу. Тех, кто и в отделениях продолжал вести себя агрессивно, оказывал сопротивление – запирали до суда в «обезьянники». Всего за эти дни задержанных оказалось около 1000 человек, поэтому некоторые автозаки часами катались между ОВД, выясняя, в каких участках ещё есть место. За это время не известно ни одного случая, чтобы задержанного отпустили спустя установленные законом три часа после задержания. Только не ранее, чем за полночь. Также неизвестно, чтобы на кого-то протокол о нарушении составили на месте задержания: людей везли в участок, так и не сообщив официально, за что именно. Одного этого достаточно, чтобы с позором выгнать Нургалиева со своей должности с лишением права ношения формы. Хотя это надо было сделать со всем руководством силовиков ещё после Приморского позора.