Если бы Василиса зналась в латинице, она разглядела бы в извивах узора монограмму "J.B.", что означало, конечно, Jeremiah Blood – "Иеремия Блад". А будь она поопытней – заподозрила бы Кормчего в кривой сексуальной ориентации. Ну разве пресловутый "нормальный мужик" будет носить в кармане зеркальце? Он же не женщина, у него тушь на глазах потечь не может! Но Василиса была настоящей муромчанкой. И ничего такого не подумала.
Думала же она о другом: надо бы отказаться от подарка... Уж больно не понравился ей этот Кормчий, а ведь у них считалось, что от дурных людей подарки ничего окромя несчастий не приносят. Но Боб Джи Кейн сделал такое лицо, что Василиса поняла: тут не до шуток, подарок придется взять, потому что "так велено".
– А что сбежала – так это правильно! – продолжал Блад. – Сам от своих ноги сделал, когда мальчишкой был! Однажды после очередной взбучки выскочил из дома, пешком до космодрома дошел, пятнадцать километров между прочим, в контейнеровоз забрался – и бывайте, мама с папой, сами тяните свою рабскую лямку, растите свою кукурузу и пойте алилуйю в церковном хоре! Ваш сын выбрал судьбу свободного человека!
Прочие обитатели зверинца никакого интереса у злодея в белом не вызвали.
И хотя Василиса, чтобы впечатлить гостя, специально положила пельтианскому халкозавру в кормилку свежего мяска (пусть Кормчий поглядит, с какой потешной жадностью зверь ест!), на чавкающего насекомоящера никто даже не взглянул. Подумаешь! Да и к душистому кардамоновому кофе, принесенному сторожем, никто не притронулся.
– Ф-фух, – хором вздохнули Василиса и Жиль, когда двери за "виплом" с успокаивающим шипением затворились.
Василиса мирно спала в своей каморочке, когда вдруг погруженный во мрак зверинец озарили разгоревшиеся по-дневному световые панели. (Исключая, разумеется, сектор василиска, где панели раз и навсегда были настроены на тусклое, зловещее синее свечение.)
Девушка посмотрела на часы – было пять часов утра по местному времени.
Хм. Утро наступило на три часа раньше положенного!
Недовольно засопев, Василиса села на кровати и потянулась. Не иначе как Жиль напился и балует!
Свет действительно включил Жиль – когда явились люди Кормчего, он в восемнадцатый раз досматривал "Без вины виноватый", свою любимую комедию из такого далекого и такого невегетарианского двадцатого века.
Три сонных небритых мордоворота уголовной наружности, не вынимая из уголков рта обильно дымящих кубинских сигар, вкатили в зверинец похожий на огромный гроб контейнер для транспортировки живности. Вслед за чем потребовали: