Вернулись мы в отделение одухотворённые, но опоздали на ужин. Один из нашей компании, видимо самый голодный начал требовать у пухлой, бойкой раздаточницы, положенную овсянку. Та – в отказ. Тогда он решил взять штурмом раздаточную комнату, и своим бараньим упорством довел хозяйку до истерики. Видимо абсолютное раскаяние не сразу приходит. Разразился скандал. Я попытался утихомирить буяна. Безуспешно. Раздаточница пожаловалась дежурной медсестре, и настойчиво рекомендовала завтра же доложить начальнику отделения о нашей компании «набожников», с последующей преждевременной, позорной выпиской из диспансера. «С позорной выпиской из позорного диспансера, что может быть позорней»…
Однако нас не выгнали. Я «замял» конфликт с медсестрой и она не стала жаловаться врачу.
Через пару дней сталкиваюсь лицом к лицу с раздаточницей.
Та удивлённо-слащаво-приторным голосом:
– Ой, а вас что не выгнали, «набожники»?
Я не менее медоточиво, почти нараспев, кланяясь ей в ноги:
– Нет, матушка…
Мне назначили лечение сроком двадцать один день, включая трудотерапию, и вместе с парнем по имени Леша, у которого в голове без остановок звучала музыка Чайковского, а папа оказался директором одного крупного завода, переназначили на другой вид «трудотерапии». На этот раз, по части питания. Мы доставляли пищу из центральной кухни в два отделения больницы. Отделение №13, в котором лежали старушки с психическими расстройствами, и №37, в котором лечились наркоманы.
Едва проснувшись и посетив уборную, мы с Алексеем спешили с прономерованными баками для пищи в общую, огромную кухню и оставляли тару в положенном месте. Туда же суетливо стекались с кастрюлями и ведрами гонцы из всех отделений больницы. Женщины в телогрейках, одетых поверх нелепых халатов, еще молодые, но изрядно потрёпанные жизнью, мужчины нелёгких настроений и судеб, «сложные» подростки, молчаливые старики. Они как-то сразу, находили общий язык между собой. Даже шутили. А шутки эти всегда были с горьким привкусом печали. Ну вот приедут они домой и что дальше? Изменится ли что то? Дай Бог, что бы изменилось! Ведь люди же. Не беда, что кто-то смотрит искоса. Не беда, что оказались, быть может, не первый раз, в этом маргинальном месте. Низко пали, но не умерли же. Пока живы, надо бороться. Упал — вставай. Упал — поднимайся. Стоит попросить у Бога и близких прощения. Пойти навстречу, как ни странно звучит, «самому себе». Смотришь, со временем и полегчает, наладится. Пусть не сразу. Пусть не все. Но надежда и вера искрой Божией зажгут спасительный огонь в душе и поведут дорогой сложной, но единственно верной. Дорогой испытаний.