— В тихом омуте рыбка мутная, — вступает Берю, который умеет интерпретировать старинные пословицы. На какой-то момент каждый из нас задумывается.
— Эльзина банда что-то не очень вписывается в комбинацию. Хотел бы я знать, почему…
У меня нет времени продолжать, потому что дверь открывается. Пилот и Вернер входят, не исключая Эльзы. Они бросаются к Дюшноку и обыскивают его с головы до пяток.
— Да нет, у меня его нет! — улыбается последний.
— Где документ?
— У Артуро.
— Мы только что обшарили его труп, — чеканит Эльза, — и ничего не обнаружили.
Самми склоняет розовую лысину, слегка поцарапанную и побитую.
— Конечно он спрятал это в надежном месте.
— Конечно нет. Ему же нужно было проверить соответствие со второй частью, которую он рассчитывал найти здесь…
— Не в моих возможностях сообщить вам что-либо еще, — ответствует Дюшнок.
— Однако в этом есть необходимость, — парирует Эльза со смешком, который бросил бы в дрожь взрослую кобру.
Она говорит что-то мне непонятное двум типам, которым все понятно. И вот всех нас выгоняют наверх, связав друг с другом и руки за спиной. Наше дефиле очень напоминает шествие паломников. Тем не менее я предпочитаю быть наверху. Ужасно, по-моему, заплесневеть в трюме. При дневном свете жизнь кажется более обещающей.
Ох уж эти гуси-лебеди в салоне!
Вернер хватается опять за свои причиндалы, которые держал перед атакой: шприц, ампулы и прочее.
Только на этот раз он приближается к Дюшноку. Эльза закатывает ему рукав, как ранее делала мне. Иголка впивается в плоть нашего товарища по несчастью. Мертвая тишина. Все смотрят на Дюшнока. Поведение мужика заслуживает восхищения. Вот один из тех, кто умеет проигрывать. Он немного побледнел, но пасть держит закрытой. И вдруг резко где-то на двадцатой секунде происходит перелом. Глаза выкатываются, рот приоткрывается и из груди вырывается ужасный вопль. Никогда человеческая боль не выплескивалась в таком крике. Он рычит и весь вибрирует. Затем бьется и выгибается. Черты лица искажаются, глаза совсем вылезают из орбит.
— Огонь! — ревет он. — Это огонь! Перестаньте! Перестаньте!
Пот стекает по его лбу. Он стареет на глазах. Как будто мы присутствуем при пожирании человеческой жизни. Он сгорает. Морщины углубляются. Он плавится. Скукоживается. Белеет. Видеть это невыносимо.
— Нет! Нет! — умоляет он. И как последний крик…
— Прикончите меня!
Это призыв сумасшествия. Самое ужасное, что я когда-либо слышал.
— Ради бога! Прикончите меня! Добейте!
— Да прикончите его, господи! — бросаю я в отчаянии.
— Вбейте ему в прическу маслину, недоноски! — вторит Его Толстительство.