Пино тоже присоединяется.
— Мерзавцы! Негодяи! Убийцы! Бессердечные!
Фройляйн Эльза забавляется, как маленькая дурочка.
— Говорите! — предлагает она. — Говорите, и ваши страдания закончатся.
— Да, да, все, что хотите! Все! Но помогите скорее!
— Где документы?
— Они были у Артуро!
— Только они уже больше не у него. Что с ними стало?
— Я не знаю. Я НЕ ЗНАЮ!
Как можно сомневаться в его искренности сейчас? Он не знает!
— Он, наверное, спрятал их в лесу перед сигналом к атаке, — предполагаю я.
Эльза качает головой.
Затем переводит мою догадку двум другим. Они выходят, в то время как Дюшнок продолжает дергаться в своих путах и умолять, чтобы прервали его несчастную жизнь.
Страдания его все возрастают. Это длится уже добрую четверть часа. Невыносимо. Я бы все отдал, чтобы это кончилось. Наконец Бог сжаливается над ним. Шпион резко умолкает, голова его падает на грудь. Разрыв сердца.
— Вам тоже все это предстоит, — обещает Эльза. — Вот шеф приедет! Я вам это обещаю.
— Скажите, — спрашивает Берюрье, — вы тут вертолеты выращиваете, или как?
Вот уже больше часа мы плесневеем в салоне перед ставшим фиолетовым трупом Дюшнока. Пилот и Вернер еще не вернулись. Эльза курит сигарету за сигаретой, нервно вышагивая по комнате. Окурки она тушит на наших лицах, и мы похожи на разноцветные обертки новогодних конфет.
Слышен мощный рокот, который нарастает и приближается. Второй вертолет приземляется в сотне метров от каркаса первого.
Вылезают трое. Их силуэты приближаются к нам.
Идут журавлиным клином.
Впереди выступает худой тип в черном костюме и шляпе с загнутыми полями. Вид прямо как у нотариуса. У него седые волосы и очки в золотой оправе.
Двое других тоже элегантны. У одного на голове зеленая кротовка, у другого шляпа из черной соломки с лентой, очень америхунского фасона. Оба в черных очках типа секретный агент.
Трио проникает в комнату. После трех десятых секунды гробовой тишины тип с белесыми волосами начинает квакать. Цаца ему отвечает.
В середине ляляканья я ощущаю вздох. Это Пино падает в обморок. Подавлен эмоциями, бедная пташка!
Берю замечает это и начинает скулить.
— Наш Пинюш скопытился! — жалуется он. — Ты видишь, он протянул лапы? У него всегда был слишком слабый органон. Он говорил мне, что у него вывихнута вазобаскульная система.
Он умолкает, затем опять открывает пасть. Чтобы сказать «… твою мать». И остается с отвислым ковшом. Я слежу за его взглядом, что приводит меня к одному из компаньонов биг-босса. А именно того, у которого шляпа из черной соломки. В свою очередь, я чуть не отрубаюсь. И когда я вам скажу, кто этот гусь лапчатый, убежден, что у вас матка опустится.