Она была в шоке, моя старушка.
— Но, Антуан, что это значит? Я же сама собирала этот чемодан…
— Не беспокойся, наседушка: один мерзавец решил подставить нас, но никаких последствий не будет…
Сейчас я начинаю думать, не слишком ли сгустил сироп оптимизма.
Три дня, три ночи!
Коварнее, чем лис, Маэстро.
Сожалею, вспоминая, что забыл попросить матушку предупредить Старика. Я так старался успокоить ее, казаться беззаботным, что нужная идея даже не возникла.
Теперь изображаю бабочку в камере. Жара тут, как в аду, ибо камера находится на самом верху здания.
Скучаю, зверею, извергаюсь.
Рогоносец века, ягнатки мои!
Как он поимел нас, Мартин! Настоящий мастер! Усыпил, уволок малышку, исчез. Да еще устроил, чтобы нас заграбастали бурдюки. Грязное дело, так как, поверьте, в стране Каудильо не шутят с допингом! Если обойдемся пятью кусками на рыло, то только при условии, что Старик призовет небо, землю и все остальное вокруг для смягчения ситуации.
Антинаркотические меры введены в действие Евросодружеством повсеместно и Франция тут в первых рядах. Так насобачились вынюхивать, что на таможне даже листают паспорта на предмет не спрятаны ли между страницами или в переплете пакетики.
Моя камера — это вам не звездочный отель. Она смердит дерьмом и засохшими тараканами. Стены серые, как у бутафорской камеры на сцене театра. На стенах такие же росписи, как у нас, только на эспаго. Когда человек протестует, он пишет на стенах. Народ выражает свой гнев с помощью острого камешка на гладкой плите. И остается ужасно преданным этому атавизму.
Бросаю взгляд на деревянные нары, украшенные тоненьким соломенным тюфяком. Мне кажется, что я вижу прогуливающихся насекомых. Канарские вши, по-моему, я не ошибаюсь, расторопнее континентальных. Более предприимчивы. У них душа идальго, право слово! Решительные. Исследуют тебя везде, глубоко, вдоль и поперек.
Как-то там чета Берю переносит заключение? Толстительница собиралась разводиться, а вот теперь-то они фактически сидят по отдельности! Что-то вроде репетиции.
И маман совсем одна в гостинице «Святой Николас».
Ну, скажем, почти, ибо Антуан, хоть еще и не отслужил в армии, но все-таки уже обозначает свое существование. Однако больше всего мне свихивает черепушку дельце у Нино-Кламар сегодня вечером. И еще Мари-Мари, я уже задаю себе вопрос, зачем она была умыкнута Маэстро. Поскольку он уже уделал нас трюком с порошком, я не просекаю, зачем ему похищать девчушку, более липучую, чем тысяча рулонов липучки для мух.
Все это обрывки разочарований. Раздерганные мысли, понимаете. Которые никак не связываются. Отдельные элементы сохраняют автономию: невозможно «выжать» сок.