— Положительно смотрю, Виктор Маркович, — сказал Тайга. — Хотелось бы, чтобы Рожнов…
— О Рожнове позаботятся другие специалисты, — жестко прервал его Кривцов. — А нам с вами и здесь хватит материала, чтобы поискать концы.
На мгновение они замерли, схлестнувшись взглядами, следователь и боевой майор, командир отдельной мотострелковой роты российского контингента миротворческих сил на территории Тополинской Федерации. Давление чужой воли, непонятной и от этого пугающей, накатывало волнами, и Роман первым отвел глаза.
— И посмотрите только, что за чудный манифест подсунули под дверь всем моим соседям! Причем в третий раз на этой неделе, да найдет себе неведомый почтальон более достойное занятие!
С такими словами на пороге кафара появился сухопарый старичок. Его прозрачно-голубые глаза смотрели как будто на всех одновременно, преломленные чудовищными линзами в массивной роговой оправе. Он держал в руке смятую стопку газетных листов с крупными плохо пропечатанными буквами — так, будто собирался прихлопнуть муху.
К вечеру в кафаре всегда становилось людно, и многие посетители поприветствовали старика — кто просто поднял руку, а кто окликнул:
— Иди к нам, часовщик, с утра для тебя лавку греем!
— Эзра, а мы думали, ты нас на европейское время переводишь!
— Хочешь медынцу, Эзра? Нашему столику Палиш не разбавляет!
Старик, беззубо улыбаясь, кивая всем и каждому, прошел в дальний угол, ближе к очагу. Осторожно опустился на лавку. За столом уже обедали сапожник Халим, начальник пожарной охраны Салан и «русский поп» отце Миклаш — бывший легионер, бывший рестлер, бывший рэкетир, а последние годы, исключительно по велению сердца, — самозваный настоятель плешинского прихода.
Хозяин кафара, однорукий Палиш, в глиняную кружку налил Эзре медынца, оставил кувшин на столе, принес плетенку хлеба, да и сам сел отдохнуть рядом.
Тонкими длинными пальцами часовщик расправил на столе смятые листки.
— «Землемеры» Шадо? — без особого интереса спросил отце Миклаш, макая лепешку в суп. — Или «Алтина чистеша»?
— «Землемеры», — подтвердил Салан, заглянув в листовку. — Самое распоследнее предложение благоразумному тополинцу: очистить город от своего присутствия, не доводить до беды, уехать, пока ему не подарили два квадратных метра алтинской землицы. Зачем ты принес сюда эту гадость, Эзра?
— Палишу чем-то надо каждое утро растапливать печь, — развел руками часовщик. — Это большая печь, она кормит полгорода, а дрянная бумага горит хорошо, так пусть лучше с дымом уйдет в трубу, чем валяется на свалке! Эта свалка переживет нас всех, а таким сочинениям не место в вечности.