Ну времена...
Отец Михаил слушал его вполуха, отвечал рассеянно, а сам продолжал
думать о Василии. Беда в том, что сын долгое время прожил под влиянием деда,
который при всей строгости своей баловал внука почем зря. В доме дедушки и
бабушки желания Васеньки были законом — того Васенька хочет, того не любит...
Жили, конечно, побогаче. Дом тестя большой, две горницы с мезонинами, при
каждой горнице топлюшка с простой печью, а в горницах печи голландские с
изразцами расписными, стены заклеены бумажными обоями. Зеркало в раме красного
дерева... Отец Михаил признавался Дуне, что ему все равно, на чем сидеть и из
чего есть и пить. Однако со временем купил серебряных ложек, большой пузатый
самовар и часы с боем. Не жалел денег он на книги, выписывая из Москвы труды по
философии, богословию, истории, благо их на русском языке стало появляться все
больше.
Пока сын жил вне отцовского дома, отец Михаил его часто навещал и
приметил, что маленький Вася предпочитал общество мальчиков младше себя,
позволяющих командовать и приказывать. С ровесниками дело иное, там Вася
оказывался и ростом меньше всех (в мать пошел), и силенкою не богат.
Там же, в доме тестя, полюбил Вася одиночество, возможность забиться
куда-нибудь в уголок и о чем-то думать. Правда, благодаря деду пристрастился к
чтению. Надо бы радоваться, но беспокоила страстность тихого сына даже в чтении
Священного Писания. Подчас такие вопросы задавал, что не скоро и сообразишь,
что ответить. Как это Бог сотворил небеса в первый день творения, а н е б о —
во второй?.. И все-то ему надо понять, и все-то у него какие-то сомнения... а
что станет в академии?
Пленило мальчишку слово — а к а д е м и я, а не понимает того, что за
словом может быть пустота. Знакомые рассказывали, что лекции читаются там
кое-как, а большую часть дня студенты бродят по Никольской да по Красной
площади, буянят, пьянствуют, распутствуют. Каково кровиночку свою бросить в
этот омут праздности и развращения? В семинарии же совсем другое дело — вокруг
монахи, лавра за высокими стенами...
— Батюшка, материи брать будете?
— Чего? — не сразу понял отец Михаил.
— Материи, говорю, матушке Евдокии Никитичне и дочкам брать будете? —
пояснил Ефрем.
— Буду.
С деньгами у отца Михаила было по-прежнему туго, но хотелось
порадовать домашних... да и знал, что тесть наверняка приготовит подарки дочке
и внукам и не преминет невзначай полюбопытствовать, чем одарил их любезный
зятюшка... Дуне надо покрыть новый лисий салоп, да еще и на летнюю штофную
епанчу, Оленьке и Грушеньке — материи на платьица да бусы надо бы...