Андрей, пользуясь своим отличным зрением, не вставая, изучал корешки книг.
Две полки эзотерической литературы, томов десять — по христианству: «Добротолюбие», «Жития», Священное Писание, конечно… Остальное — вразброд: «травники», Достоевский, астрология, сказки Афанасьева, «Дыхательная гимнастика йоги», драгоценные камни… И ни одного томика так называемой массовой литературы: детективов, фантастики… Хотя что может быть более «массовым», чем Библия? Иное дело, что читают ее редко, а не «каждодневно», как требует отец Егорий.
В лоджии на цветочных ящиках лежал снег. Тусклый зимний день. Вьюга. А здесь хорошо. «Затишно», как говорил Зимородинский. Почему так? Тепло? Запах? Андрей принюхался: пахло едой, хорошим мылом, свежевыглаженными простынями и чуть-чуть — гарью.
«Ведьма, — подумал он. — Ну и ну!»
После обеленного наставником «тибетского мага» и чуть не прикончившего их вампира — такая обыденная квартира. Дети в школе, муж на работе… «Нет у нее ни мужа, ни детей!» — по неким неуловимым признакам определил Андрей. Может, это вроде ямки муравьиного льва? Уютная такая вороночка в песке. Похожая на сотню других, даже еще безобиднее. Давай, мурашка, добро пожаловать! Или это обычная женщина, добрая, умная и потому одинокая… ведьма?
Отец Егорий мерил комнату широкими шагами. Паркет под ковровой дорожкой негромко поскрипывал. Большие ступни в черных полушерстяных носках мягко распределяли вес его могучего тела. Отец Егорий нервничал. Он чувствовал себя охотником, пытающимся угадать лежку зверя под толстым слоем снега.
«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!» — повторял он механически, в такт собственным шагам, мысленно осеняя себя крестным знамением.
Отец Егорий помнил ту, с голым черепом. Ее он узнал бы под любой личиной. Эта — другая. Кто?
Запах разогретого сливочного масла появился первым. Следом — хозяйка. Улыбнулась поочередно обоим, поставила блюдо на стол и снова исчезла на кухне. Вернулась с чайником, вареньем и чашкой сметаны. Только что испеченные блины пахли потрясающе.
— Присаживайтесь! — пригласила хозяйка.
— Спаси Бог! — сказал отец Егорий и покосился на образ Богоматери. Пламя ровное, не шелохнется.
Андрей немедленно пересел к столу. На улыбку хозяйки ответил улыбкой же, но особой, «обаятельной». И с удовольствием отметил — задел. К такой улыбке ни одна женщина не может остаться равнодушной.
— Ну а вы, батюшка? — спросила хозяйка у отца Егория. — День сегодня не постный, разве нет?
— Я не голоден, — сказал отец Егорий.
— Ой ли? А подумать можно — боитесь. Не бойтесь, не отравлю! И не заколдую! — Она рассмеялась. — Вот герой, — Антонина кивнула на Ласковина, — он-то знает: сначала у Бабы Яги завтрак стребуй, а потом за горло бери! Похожа я на Бабу Ягу, батюшка? — И подбоченясь, с вызовом, засмеялась. Не для Игоря Саввича — для Андрея.