— Я глупая, да? — спросила девушка. — Скажи, он любит меня? Скажи, я красивая?
Она отвернулась от портрета и протанцевала (поворот, еще поворот и еще) к большущему, в полный рост, зеркалу. Лет пятнадцать назад она могла час вертеться перед ним голая, изучая себя во всех подробностях, — тощая девочка-подросток с глазами-блюдцами и пупырчатой кожей. Но теперь…
— Я прекрасна! — сказала Наташа и состроила рожицу. — А мною пренебрегают! — И показала себе язык.
Кассета остановилась. На часах — половина третьего.
— Труд, труд и еще раз труд! — громко сказала Наташа и пошла к тренажеру.
Спустя час, сполоснувшись под душем, она влезла под одеяло и уснула через пять минут.
Ласковин открыл дверь ключом, который Наташа дала ему накануне.
— Эй, — сказал он входя. — Это я!
Никто ему не ответил. Наташина шубка висела на вешалке. И куртка тоже. Андрей прислушался — ни звука. Бесшумно, в носках, он пересек коридор и заглянул в комнату…
Наташа спала.
Андрей выдохнул, улыбнулся и, переступив порог комнаты, остановился рядом с постелью. Наташа спала на боку, свернувшись, подложив ладошку под щеку.
Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Ласковин опустился на краешек ее постели и просидел так с четверть часа. Наташа продолжала спать. Вероятно, ей снился сон, потому что лицо ее время от времени хмурилось. Наконец Андрей устал ждать и, взяв ее руку, надел на безымянный палец Наташи колечко из бледно-бледно-зеленого, почти белого нефрита. Колечко пришлось впору: глаз у Ласковина был наметанный.
Наташа проснулась, когда Андрей поцеловал ее ладонь.
— А… — пробормотала девушка, жмурясь. — Привет. Доброе утро. Хорошо, что ты пришел! А я… заспанная, да?
— Доброе утро, — с нежностью произнес Андрей. — Нет, ты очень красивая.
— Издеваешься, да?
Тут Наташа заметила кольцо.
— О! Спасибо! Я очень люблю нефрит!
— Я надеялся, — улыбнулся Андрей. — Рад, что тебе понравилось! А сейчас вставай, одевайся и будем завтракать. Я тут купил разной еды.
И вышел раньше, чем Наташа успела его удержать. Девушка вздохнула, поглядела на колечко, повертела его на пальце.
— Ничего-то я не понимаю, — проговорила она.
После завтрака они отправились в Эрмитаж, пешком по Пестеля до Фонтанки, оттуда через Михайловский сад, мимо Марсова на Дворцовую набережную. Андрей уже забыл, когда в последний раз просто так гулял по городу. День был сумрачный, вдобавок шел крупный снег, сквозь который нельзя было разглядеть даже бастионы Петропавловки над берегом Заячьего. Слева гудели машины, разбрызгивая слякоть, справа дул сырой порывистый ветер. Погода — дрянь. А все равно было хорошо. В Эрмитаже они сразу направились наверх.