«Это и есть тактика? — осведомился Ласковин. — Каверзный трюк?»
«В общем — да. Не опережать напором, а опережать напор. Пусть противник промахнется не потому, что тебя уже нет, а потому, что тебя еще нет. И не будет! Посмотри, как чемпион (чемпионом Зимородинский называл Большого Сэнсэя) своих натаскивает. Техника, резкость, растяжка — все вспомогательное. Главное, они знают не только, где сами будут стоять через полсекунды, они знают, где противник будет через эти самые полсекунды. Потому что сами его туда приведут. Они знают, что будет, и могут решить: преподнести сопернику сюрприз или повременить. Они вправо, и противник вправо. Как на веревочке. Вот это — тактика. Когда ты думаешь, что ведешь, а ведут тебя. Не удар поставить, не в шпагат посадить или научить прыгать на два метра, как Варама! Маленьким, коротеньким движеньицем, пальчиком мыльный пузырь проткнуть — пф! — и иппон! Но перед этим пузырь нужно надуть и расположить должным образом. Это — тактика. И этому учат индивидуально! И не всех. Потому что не каждого научить можно. Тебя вот — нельзя. Но если уж научишь… Сам видел, как чемпионовы „зеленые“ да „синие“ итальянцев, „черных поясов“, делали. Или японца прошлогоднего. А какая техника у японца! Этих „голубых“ в ката рядом поставь — позор, да и только. А кумитэ выиграли. Все пятеро. Потому что их учат с противником работать. А лучше — с несколькими. Специфика стиля».
«Я бы этого японца тоже положил, — сказал тогда Андрей. — Значит, тех „синих“ научить можно, а меня нельзя?»
«Этому — нельзя. Тебя иначе учить надо, поэтому и не отдал тебя чемпиону. Он — чувствует, а я — вижу!»
«Хочешь сказать, ты его сделаешь в кумитэ?» — подкусил Ласковин.
Зимородинский ответил не сразу. Но ответил.
«Помнишь, Ласка, Минкевич нам давеча байку рассказывал? Про корейца?»
«Меня не было, — сказал Андрей. — Я зачет сдавал».
«Так послушай. Поучительно это. О том, как один большой и сильный „черный пояс“, очень большой и очень сильный, работал кумитэ с гостем, маленьким таким корейцем. Этот — под два метра, вес соответствующий и мастер — дай Бог. Пятерых таких, как ты, на татами растер бы и не заметил.
А кореец — метр с кепкой. И даже не черный пояс, а коричневый, считай — ученик. Правда, у них там своя градация, но дело не в том. Так вот, сошлись они, потоптались, поглядели друг на друга, а потом наш мастер возьми да и цап корейца в охапку да шварк его в стену, благо сам тяжелее раза в два, как минимум».
«Лихо!» — восхитился Андрей.
«Это ты так думаешь, — сказал Зимородинский. — А кореец думал иначе. В стену-то он врезался, но скимировался, себя удержал, а потом пальчик свой желтый поднял, покачал в воздухе. „Нехолосо, — говорит, — это не калатэ!“ Сказал и сказал. Продолжили. Потоптались еще немного, а потом кореец свое движение провел. Тоже одно. Последнее. И прокомментировал: „К влацу не ходи. Челез тли недели само плойдет!“ И не соврал. Через три недели прошло. Само. Но три недели наш мастер под домашним арестом провел. Потому, что от „белого брата“ далеко отойти боялся».