Трещина в стекле разрасталась. Она была уже не одна: стенка куба покрылась целой сетью, первый слой явственно продавился. Вовчик внутри лупил и лупил, тупо в одно место. Руками, ногами, а когда и головой. Он был весь измазан кровью, боль пронзала все суставы, но упрямо не останавливался. Перестал орать, надорвав связки за многомесячное заточение, но надежда не покидала его, ни на мгновенье. Откуда силы, почему не истек кровью - о такой мелочи не задумывался, как и том чем дышит и что ест. Внутри только злость на себя - раба и единственное желание - скинуть ярмо.
Разве так можно с Богиней? А почему нет, если требует. Так чем она лучше другой рабыни, настоящей? Грация меня греет, а Флорина холодит, причем обе - далеко. Ничего не понимаю! Служение… вроде нужно, но кому из них? Почему я его не чувствую? А разве раньше чувствовал?.. Зачем жить…
Это было сродни предательству Джульетты, только он об этом не вспомнил. Ему в принципе земная жизнь не вспомнилась. Падение Богини с божественного пьедестала затмила собой все на свете, кроме, разве что, все более теплого образа Грации. Она не дала унынию разрастись до степени самоубийства, согрела душу. Облегчила обычную человеческую тоску, а не рабское Страдание, о котором уже почти позабыл. И еще он перестал видеть сны. Совсем, любые.
Депрессия, которую остальные принимали за Страдание без эманаций Древа Лоос, кончилась в месте назначения, во временном лагере разведчиков на границе с пятном. Младшая жрица подошла к обозу и напоила рабов эликсиром. Они сразу просветлели и самостоятельно, шатаясь от слабости, спустились с повозок. Чик тоже шатался от слабости - полежи-ка две недели подряд и тоже довольно улыбался. Депрессию как рукой сняло, он понял цель жизни: служить Грации. Эликсир сделал свое дело, простимулировал стремление к служению, но только Богиня оказалась другой. Причем теперь служение воспринималось абстрактно, как бы со стороны, просто как логичный порядок мыслей. Как он устал от разброда!
Сеть трещин в стекле теперь походила на густую паутину с ямой в центре. Кулак Вовчика без устали долбил в эту яму. Осталось несколько слоев. Правда, довольно толстых.
Новоприбывших разместили в палатках согласно десяткам. И у рекрутов и наемников совершенно одинаковых. Дали день передохнуть с дороги, а с утра погнали на учения под руководством опытных десятников, по три-четыре на десяток рекрутов. Наемников разделили по трое-четверо и влили в состав десятков опытных воинов, а рекрутов, которых осталось тридцать один человек (шестнадцать трифонцев и пятнадцать никеевцев), разбили на семь отрядов по четыре или пять, в каждом из которых обязательно был один раб. Приписным рекрутам не удосужились объяснить для чего это сделали.