Меньше чем через минуту все семеро поднимались по посыпанной кирпичной крошкой дорожке к дому. Дом пустыми глазницами готических окон неприязненно и холодно взирал на пришельцев. Парни позвонили во входную дверь.
-Судя по всему никого, - сказал Олег отходя от двери.
-Зайдем? - Робко спросил Вовка, про прозвищу «малой», до армии имевший условный срок за кражи в дачных поселках.
- Как? – спросил Олег, неизвестно кого.
-Бля в окно залезу и изнутри двери открою, - быстро затараторил Вовка.
Все кроме Олега согласились. Очень хотелось есть, и очутиться хоть под какой ни будь крышей. К тому же дом был явно пустым, да и Вовка предлагал свой план очень убедительно.
Уже менее чем через пять минут все были внутри дома. Разница между внешним видом и внутренней отделкой была поразительна. Уютные комнаты и залы, красивая мебель . Хотя в доме было сыровато и холодно, явно несколько месяцев в нем никого не было, все таки приятно сидеть в тепле и сухости когда за окном проливной дождь.
В большом зале, отделанном деревом, Олег уселся на диван напротив камина.
По углам комнаты стояли бронзовые статуи обнаженных юношей из эротических снов Ленни Рифеншталь. Уличная грязь стекала с берцев на шкуру белого медведя под ногами. Автомат он положил рядом, по какой то привычке, хотя в армии был меньше полугода.
Беглецы не нашли в доме никаких продуктов, только шоколад и коньяк. Голод не знает разборчивости, и плитки горького черного шоколада были честно поделены между семью пустующими желудками, а коньяк розлитый по алюминиевым кружкам согревал истосковавшиеся по уюту сердца. Коньяка конечно нашлось больше чем шоколада, чуть не по бутылке на человека.
Потом парни обсуждали планы на будущее, они затопили камин, благо сухие дрова лежали тут же. Прогрелись и стали сушить вещи.
Надвигалась ночь, многокилометровый переход, уют тепло и коньяк сделали своё дело. Беглецы уснули.
Олег проснулся от головной боли. Он в одних трусах лежал на каких то досках в полной темноте. Воспоминания медленно возвращались в его голову. Он точно помнил про побег, про «марш бросок» под проливным дожем через лес, про большой дом на холме, про коньяк и шоколад, про то как сам разделся до трусов что бы просушить мокрые вещи. Больше он не помнил ничего.
Постепенно в темноте он стал различать, что находится в маленькой комнате, скорее чулане два метра на полтора, с решечатой дверью.
«Поймали бля» - мелькнула в стриженной голове мысль и укоренилась. Он стал мысленно общаться с военным прокурором, писать в воображении письма в комитет солдатских матерей. Это заняло его только на полчаса, больше чем страх заключения или дисбата его волновали голод, жажда и головная боль.