— После моих занятий вы посещаете курс китайского бизнес-сленга, да? — спросил Сюэли у своей группы. — Это очень чувствуется в ваших последних сочинениях, проникает во все поры, так сказать. Напишите к следующему разу сочинение о светлячке как символе краткости жизни.
— Ба, я знаю про театр теней. Расскажи мне, что там случилось, я не понимаю. Я нашел записки одного японца…
— Господина Цинму? — с интересом спросила бабушка.
— Нет, не Цинму, какого Цинму?.. Так вот, и там рассказано… как они отобрали у вас театр. Там удивительно описан дедушка. Я что, похож на него?
— Ты похож на него очень, очень, — сказала бабушка. — Точно не господина Цинму?
— Бабушка, записки лейтенанта Итимуры. Какая разница?.. Скажи мне, пожалуйста: дедушка сумел что-то сделать, чтобы театр не заработал без него? Просто отдать врагу вдруг оружие именного, точечного и массового поражения человек с его добродетелями не смог бы. Да? Или скажи, что нет, я пойду повешусь.
— Ах, ты всегда был таким нетерпеливым, — засмеялась бабушка. — Однажды, когда ты был еще маленький, моя подруга Мяо принесла тебе погремушку, но в эту самую минуту…
— Бабушка! — просительно сказал Сюэли. — Скажи: это было ужасное, голодное время — и у вас просто отняли театр, да? Ведь никакое золото не стоит этой вещи!
— Отняли, ай, отняли… Ах, отобра-али…, — жалобно начала бабушка и вдруг кокетливо сказала: — Ничего они не получили, только копию. Они даже не видели настоящего театра. Только они в дверь — я уселась на него, распустила юбку и сидела себе целый день не слезая.
— Как копию?
— Театра было два. Твой дедушка сделал полную копию.
— Недействующую?
— Ну, разумеется, недействующую. Никто не понимает, как настоящий театр… излучает. Но внешнее сходство было изумительным. Сяо-яо прекрасно знал, что японцы за театром рано или поздно придут. Это дикие, бешеные люди. Только господин Цинму немножко отличался от других. Нет, когда надо, он и дикий, и бешеный, но в обычное время это культурный, очаровательный человек.
— Да кто такой этот господин Цинму?
— О!.. Единственный из них, кто умел и стать, и поклониться… Лицо прямо фарфоровое, как у Хэ Яня, который, хоть лица и не белил, а все-таки был восхитительно…
— Бабушка! — с нежным упреком сказал Сюэли.
Бабушку звали Шангуань Цю-юэ (上官秋月) и, выйдя замуж за дедушку, она не поменяла свою древнюю аристократическую фамилию на фамилию Ли. Она получила тонкое домашнее воспитание и, что называется, умела привести в ответ канон. Что же ценила она в мужчинах, о том и толковать бесполезно — уже лет сто ничего из этого не находилось ни в ком.