– Что произошло после того, как «Огонёк» опубликовал в начале 1991 года твоё интервью «Взгляд изнутри»?
– Произошло то, чего я и добивался, давая это интервью. Правда о том, что происходит во «Взгляде» и почему так резко падает его популярность, перестала быть тайной «Останкинского двора». Но есть тут одно, и очень существенное, «но». Интервью «Огоньку» я давал в конце октября 90-го года, когда о закрытии «Взгляда» и разговора не было. А было напечатано оно в январском номере «Огонька» в 91-м, уже после закрытия «Взгляда». Для большинства людей два события совместились. Хотя связи между ними не было. Мало того, некоторые детали того интервью после закрытия передачи перестали быть актуальными, и если бы оно не было уже набрано и отпечатано, я бы, конечно, о них умолчал.
– Например, о ваших внутренних кадровых перестановках?
– Конечно. Эти действия руководства вели к гибели «Взгляда». Но после закрытия передачи глупо было об этом говорить.
– И всё же, что было дальше?
– А дальше я, как на машине времени, перенёсся в 37-й – руководители редакции и комитета организовали настоящий суд, который назывался «редакционная летучка», и прошёл он 9 января 1991 года. Упаси меня бог ставить себя в один ряд с теми беззаветными и мужественными людьми, которые попали в сталинскую мясорубку. Это святые люди. Я говорю не о прямой аналогии, а о той атмосфере и о том сценарии, по которому проходило это судилище.
– Не сгущаешь ли ты краски?
-Если бы… Слышал бы ты, например, ветерана редакции, большого друга Главпура и ЦК ВЛКСМ (по сценарию, вероятно, сначала должен был выступить ветеран, потом молодой, потом бывший друг, который бы «прозрел и покаялся», ну и, вероятно, в конце представитель Красной армии и какая-нибудь беременная ударница дорисовали бы портрет врага народа гада Мукусева).
– Так что говорил большой друг Главпура?
– Не он, а она. Кстати, вспоминая, что я, между прочим, уже 13 лет в редакции и что, вероятно, имею право судить о том, что в ней происходит и что не нравится, но говорить о партии в уничижительных тонах, требовать суда над ней, да ещё в качестве примера ссылаться на деятельность редакционного парторга – я не имею права.
«Молодой» от имени 20-летних защищал руководство «от грязных вылазок и оскорблений», хотя сам, правда, в курилках был куда смелее меня в оценках его деятельности.
Эти люди телезрителям известны, и я их называть не желаю.
Были и ещё «выступления ораторов». Но, к ужасу организаторов, сценарий был нарушен почти в самом начале. И нарушителями были те, кто знает меня не первый десяток лет. Те, кому так же, как и мне, небезразлична судьба редакции, а вернее, тот развал, который происходил с ней после прихода на должность главного редактора бывшего комсомольского работника Пономарёва. Это были авторы целого ряда блестящих передач, последней из которых – «Что? Где? Когда?», я думаю, уготована судьба быть признанной лучшей телепрограммой 80-х, – Наталия Стеценко и Владимир Ворошилов. Нет, они не защищали меня, но они категорически возражали против самого судилища и предлагали посмотреть на редакционную жизнь с разных сторон. Но их не услышали. Нужно было добить Мукусева.