Конечно, каждый имеет право на собственное мнение, и, вероятно, я мог бы поспорить и с Региной Ильченко, и с Ваней Демидовым, и с самим Любимовым по сути их рассуждений, но это никого не интересовало, да и мне говорить особенно не хотелось, так как по выступлениям и отдельным репликам я понял, что моё интервью многие просто не читали. Повторяю, любая позиция, высказанная честно и открыто, имеет право на существование, независимо от того, нравится она кому-либо или нет. Но тогда, в январе 91-го, о выяснении позиций разговор не шёл. Но ни откровенное хамство, ни передёргивание фактов, ни злобные реплики не потрясли меня тогда так, как молчание многих, а особенно того, кто назывался моим приятелем, того, с кем мы провели не только сотни часов в монтажных, на съёмках, в командировках, но и десятки часов в откровенных беседах у меня дома, куда он был вхож в любое время суток и где его искренно и нежно любили. Мало того, что и Политковский промолчал. Во время «летучки» он тихо, незаметно пересел от меня туда, где бушевала команда Любимова…
– И всё это стало для тебя неожиданностью? Ты не готов был к последствиям?
– Ещё в 1978 году, когда я переехал из Ленинграда в Москву и меня взяли на работу администратором в Главную редакцию программ для молодёжи ЦТ, я был убеждён, что уйду из неё только на пенсию. И все годы моей работы там те, кто составлял костяк редакции и имена которых знала вся страна, и те, чьи фамилии в титрах наших передач мало что кому-нибудь говорили, передавали мне свои знания, опыт, мастерство. И не только в профессиональном плане. Меня учили жизни, в полном смысле этого слова. И я до последних дней буду помнить об этом. Именно благодаря этим замечательным людям я прошёл путь от администратора до главного выпускающего программ и ведущего «Взгляда». И как хотелось работать дальше! Но руководство редакции и телевидения вместе с «ВИDовскими» кукушатами решили по-своему. На следующий день после этого гнусного спектакля главный редактор Пономарёв заявил мне, что, конечно, как депутат я могу остаться работать в редакции, но товарищ Кравченко считает, что с моими политическими взглядами в идеологической организации, которую возглавляет коммунист, мне делать нечего. Кроме того, есть коллективное письмо, в котором мои коллеги отказываются со мной работать. Это было уже слишком. Я потребовал показать мне его. И что же выяснилось? Действительно, четыре человека подписали такое письмо-отречение. Одна фамилия мне была вообще неизвестна. Две другие подписи принадлежали девочкам, которые пришли в редакцию два месяца назад, редактировали тексты Кириллова и к «Взгляду» практически не имели отношения. А возглавляла список «отреченцев» подруга моей бывшей жены, в своё время написавшая «разоблачительное» письмо-пасквиль руководителям редакции.