[32] жанра, пользовавшегося в то время большим успехом, так что номера с подобными выпадами допечатывались дополнительными тиражами, по крайней мере трижды. Одним из самых резких критиков был По, и он же был наиболее обсуждаемым литературным авторитетом Америки. Неясно, однако, насколько положительно влияло это на его репутацию как писателя.
К тому же некоторые из его жертв имели несчастливую привычку наносить ответные удары. Так, Льюис Гейлорд Кларк написал в «Никербокере», что По — «жалкий пьяница» и «изнуренный поденщик». Он рассказал «со слов неизвестного свидетеля», каковым, возможно, являлся сам Кларк, что «третьего дня По пришел в нашу редакцию в жалком состоянии полного отупения, и нездоровая его внешность несла на себе свидетельства неправильного образа жизни, да и говорил он довольно невразумительно… Сопровождала его пожилая родственница, которая устала ходить по жаре, но следовала за ним шаг в шаг, чтобы помешать ему напиться; однако он каким-то образом ухитрился уйти от ее недреманного ока и уже был сильно навеселе».
Но худшее было еще впереди. Томас Данн Инглиш тоже дал отповедь По в «Нью-Йорк миррор»; там нелицеприятные суждения о внешности оппонента перемежались с выпадами более серьезными; Инглиш обвинял По в мошенничестве, в получении денег без всякого на то основания и в плагиате. По немедленно подал в суд на «Миррор».
К тому времени он уже покинул город, чьи улицы его пугали, да и предлагали слишком много искушений. Чистый деревенский воздух был необходим и угасавшей Вирджинии По. В феврале семейство обосновалось около Ист-ривер. Девятилетняя соседка вспоминала, как По частенько прибегал к ее отцу «с просьбой одолжить ему лодку, и с каким наслаждением он потом налегал на весла, направляясь к маленьким островкам южнее острова Блэкуолл — его излюбленному месту». По любил воду. К этому девочка добавляла: «Он никогда мне не нравился. Я боялась его. Но мне нравилась миссис Клемм, она была хорошей, любила поговорить и отлично знала „о слабостях Эдди“, как она их называла». О Вирджинии По девочка помнила только то, что она была «бледной и хрупкой», да еще «терпеливой в своих страданиях». Маленькая девочка запомнила один разговор Вирджинии и Эдгара По. «Послушай, Эдди, — сказала Вирджиния, — когда я уйду, то стану твоим ангелом-хранителем, и каждый раз, когда ты соберешься совершить что-нибудь дурное, ты просто протяни руки вверх, и я уберегу тебя». Грустное воспоминание.
Через четыре месяца семейство По перебралось в деревню Фордхем, что находилась в тринадцати милях к северу от Нью-Йорка. Там они подыскали домик, буквально утопавший в цветах и фруктовых деревьях. По словам По, Вирджинию дом просто очаровал, и они сняли его «за ничтожную плату». Окна фасада были обращены на запад. В палисаднике цвела сирень, зрели вишни, позади дома раскинулся яблоневый сад, а за ним — лес. Дому этому суждено было стать их последним семейным пристанищем. И, как всегда, они жили на грани нищеты. Мария Клемм копала репу, предназначенную для скота. Соседи заставали ее за сбором одуванчиков и прочей зелени, пригодной для салата. «Зелень, — говаривала она соседям, — охлаждает кровь. И Эдди очень их любит». Правду сказать, у Эдди не было выбора.