На его голос подошли еще несколько любопытных.
Вверху будто грохнул выстрел. Это пожилой пассажир захлопнул книгу, спрыгнул с полки и сел рядом с Анатолием. Быстрыми насмешливыми глазами он оглядел собравшихся пассажиров. Анатолий не мог отвести взгляда от руки этого человека, вернее, от силуэта церкви, вытатуированного на его руке повыше локтя. Он-то понимал, что это значит. Понимал и молчал, мысленно, в который уже раз, повторяя себе: «Никогда, нигде, ни по какому поводу не связывайся с ворами, с блатными, даже с близкими к ним, даже в случайном разговоре, и ни во что не вмешивайся. Сторонись…»
— Ишь прикидывается агнцем! — злорадно сказал мужчина, назвавший Анатолия «отпускником». — Теперь, граждане, берегите свои вещички и карманы…
И тут Анатолий промолчал. Но человек с книгой зло посмотрел на говорившего и, четко выговаривая каждое слово, сказал:
— Уходите-ка, гражданин хороший, на свое местечко и парня не обижайте. Что он вам плохого сделал? Украл у вас? Оскорбил?
— Так он же сам признался…
— Вот именно! Это понимать надо! Тот, кто замыслил плохое, о себе такого никогда не скажет. Зачем возбуждать недоверие?
— Я знаю случаи…
— Случаи? — воскликнул пассажир с книгой. — Их немало, не только плохих, а и хороших. Я сам — случай.
И со мной когда-то случилось… — Он показал на татуировку выше локтя.
— Вот и защищаешь…
— Вот и защищаю, потому что вижу цену человеку. Ежели уж парень так говорит, не ловчит перед народом, не валит вину на Сашку да Машку — значит, хоть топило его и ломало, да не сломало и не утопило. Выбрался… Человеком хочет стать. И нечего всяким горлопанам мутить душу его, сбивать с веры в себя…
— Это я горлопан?
— Не позволю обижать, травить парня, ставшего на правильный путь. Когда я после лагеря устраивался на работу, нашлись такие, вроде тебя, недоумки, ставшие поперек пути в правильную жизнь. Ну, свет не без умных людей. А то бывает и так: сам тихий ворюга, нахапает, дачку из ворованного и на ворованное себе построит, и сам же орет: «Берегись вора!»
— Позвольте…
— Не позволю! Тоже придумал потеху! Как не стыдно!
В словах этого человека было столько твердого сознания правоты и справедливости, что любопытные разошлись, испытывая неловкость. В купе вошел молодой человек и обратился к нему:
— А мы вас давно ждем, Николай Иванович!
Пассажир встал и негромко сказал Анатолию:
— Не будь овцой, а то волки съедят. Ежели кто к тебе привяжется — дай мне знать. Я буду в крайнем купе направо.
Он быстро двинулся из купе. Молодой человек задержался, уступая ему дорогу. Мужчина с одутловатым лицом, все еще стоявший у косяка, тронул его за плечо и шепотом спросил: