— А за что вас, Викентий Петрович? — проговорил Стас.
— А хрен его знает… Клянусь, не помню. Смешно, а не помню. Вначале помнил, а потом такая житуха пошла, что всю память отморозило. Боюсь, оттаю в Ялте, вспомню и волком завою от обиды…
— Что ты разговор затеял этот, Викентий? — не успокаивался Симбирцев.
— Дима, я знаю, что говорю… Они парни молодые и умные. Вот… Я к чему? На Алдане со мной в двойке один старик снопил. Интеллигентный такой дед… Он мне говорил: «Видишь, Викентий, дотянули! Разобрались что к чему. Через такое перешагнуть не побоялись — разобрались! А знаешь, что сказал писатель Гюго: „Помнить — это значит предвидеть!“ Я о чем? Вы, молодые, должны знать и помнить. Поэтому и в книгах об этом пишут, и в газетах, и по радио. Чтоб вы знали: вы — хозяева жизни, хозяева страны… Поэтому вы должны отвечать за все, что происходит. И, чтобы все было верно, должны помнить все, что было… У вас есть право!
— Викентий, а что такое „право“? — перебил Симбирцев.
— Хочешь поймать меня? Я все знаю… Времени хватало. „Право — это возведенная в закон воля господствующего класса“!
— Верно. Значит, тебя сюда закинули по воле господствующего класса!
— Дурак… То было не право, понял?! А будешь смеяться, в морду дам!
— Я не смеюсь, Викентий, — серьезно ответил Симбирцев. — Пережил не меньше твоего. Вспоминать неохота. Нечем хвастать. Да и парням аппетит портить…
Крюкин, ссутулясь, пошел на свое место.
Куски мяса политы красноватым консервным соком. Дырявые ломтики сыра… Надо есть, иначе можно здорово опьянеть. Это не водка, а разбавленный спирт. Стас посмотрел в конец стола и улыбнулся. Викентий Крюкин ответил жесткой редкозубой улыбкой и потыкал коротким пальцем в сторону закусок… Ну, вот еще! Конечно, он не стесняется. И сейчас будет есть!
Смешно ерзает бороденка у Борского, после того как он пихнет в нее кусок мяса. Словно камнем в кустарник.
— Слушай, сэр… Как ты в этих дебрях находишь рот? Впрочем, ты геолог…
— Уйди.
Слева Филипп. Он задумчив. Как и Борский. Мыслители!
Вокруг шум… За соседним столиком парень подбрасывает яйцо и ловит. Из-за спины поймал, из-под локтя поймал, из-под колена поймал, из-под другого колена — разбил! Аида ругается по-якутски.
Крюкин ушел. Симбирцев тоже… За столом уже никого нет, кроме них троих. Все ушли!
— Скажите, сэр…
— Если ты будешь называть меня…
— Ладно, Борский. Виновата твоя шкиперская борода! Тебе нравится здесь? Честно!
— Нет, — Борский оглядывал стол, выбирая, что еще умять.
Стас пододвинул к нему тарелку с колбасой.
— Тогда почему ты сидишь здесь несколько лет? Москвич! Инженер! Морозишь задницу…