Нине питье через соломинку не доставляло удовольствия. Будто дразнишь себя. Тоненькая холодная струйка раздражала. Впрочем, скорее ее раздражала девушка с вытянутыми, чуть подведенными глазами. Нина переломила соломинку и сделала большой глоток…
К столику подошли два одинаковых молодых человека. В черных костюмах, с усиками, коротко стриженные. Можно подумать, что их рисовали под копирку.
— Девочкам скучно? Мы готовы повеселиться… — сообщил один.
— С нами? — спросила Кира. Второй принял это как приглашение и сел.
— Вас никто не звал, — расстроилась Кира. — В зале много свободных мест.
— Девочкам скучно, — бубнил первый. У него была сладенькая улыбочка. Сесть он почему-то не решался.
— Так вот… Проваливайте отсюда. Оба! — сказала Нина, ставя чашку на стол.
— Мы позовем милиционера, — решительно поддержала Кира.
— Никаких милиционеров… Просто вы получите по морде. Вначале один, потом второй, — спокойно произнесла Нина.
Пижоны не ожидали такого поворота. Лучше тихо удалиться. Кира зло глянула им вслед, поправляя прическу.
— В общем так, Нина… Я люблю Филиппа, — твердо проговорила Кира. — Я никогда ему об этом не говорила, но это так.
— Ну и что?
— Я хочу знать правду о ваших отношениях.
— Почему бы вам не спросить у Филиппа?
— Мне не позволяет гордость.
— А со мной позволяет?
— Да. Я вас почти не знаю. И притом вы женщина. Вы должны меня понять…
Происшествие с пижонами расположило их друг к другу. Нина улыбнулась. Кирина решительность ей понравилась.
— Что вы улыбаетесь?
— Так. Мне нравится ваш тон. И вы.
— Очень приятно… И вам не кажется, что я двойная?
— Двойная?
— Ну, двуличная… Филипп говорил, что я двойная. То боюсь испортить маникюр, живу консерваторской богемкой и ничему не удивляюсь. То скоблю пол, дрожу над полированным сервантом. И опять ничему не удивляюсь… Его бесило, почему я ничему не удивляюсь. А вы? Вы чему-нибудь удивляетесь?
— Вы смешная. И совсем еще ребенок, — произнесла Нина, поднося чашку к губам.
Кира продолжала:
— Филипп говорил, что во мне иногда обывательница занимается показухой и превращается в «модерновую чувиху», а иногда самостоятельный человек тянется к обывательщине… Он говорил, это борьба наследственностей…
Нина поставила чашку и с любопытством посмотрела на Киру.
— Иногда во мне пробуждается мамин характер, а иногда папин. Так утверждал Филипп.
— Ну, а вы какой себя чувствуете?
— Понимаете, Нина… Мне кажется, что если бы мама не занималась повседневной суетой, — пусть это называется обывательщина, — то папа не смог бы стать прогрессивно мыслящим человеком. Не было б условий. Согласитесь, приятно быть передовым, зная, что дома тебя ждет чудесный обед, и телевизор, и теплые шлепанцы. Поэтому передовой папа так любит отсталую маму.