Заметки состояли из нескольких строк. Заголовки же занимали место в несколько раз больше. Не добавляя ничего лишнего, газета сразу придавала факту какую-то особую значимость. Прием был не новый. Но меня заинтересовало еще одно место, так же жирно подчеркнутое красной линией. Это дата выхода в свет газеты. О смерти Витлинга нам стало известно в воскресенье утром. Лежащая передо мной газета сообщила об этом во вторник. Принимая во внимание всю сложность существующей в настоящее время обстановки, оперативность была просто поразительная.
— У этой газетки довольно приличные корреспонденты, — заметил майор. — Дело это, по-видимому, будет раздуваться и дальше. Мне уже звонили из международного пресс-центра с просьбой сообщить подробности. Я ответил, что ведется следствие и что причины самоубийства устанавливаются.
— Самоубийства? — с удивлением переспросил я. — И вы не поставили под сомнение эту версию?
— Пока мы не можем ничего доказать. Нам нужно оперировать фактами, которые нельзя опровергнуть. А их нам легче будет добыть, если сделаем вид, что мы убеждены в самоубийстве. Мое мнение разделяют и в СВАГе — Советской военной администрации в Германии, — Воронцов посмотрел на часы. — В районе точки, отмеченной крестиком, находится заброшенный дот. Сейчас группа под командованием лейтенанта Меркулова уже окружила его. Если сегодня нам удастся захватить этого любителя лазить по окнам, то, может быть, разгадка всей истории будет найдена.
После ухода Воронцова я долго еще сидел над картой, продолжая изучать окрестности Грюнберга. Мысли мои, естественно, вращались вокруг новостей, которые я узнал за сегодняшний день, и прежде всего вокруг имени Штейнбока. Имение его, которое я без особого труда отыскал на карте, находилось в нескольких километрах от городка Вайсзее, расположенного на берегах небольшого озера, носящего с имением одно и то же название. От Грюнберга до него напрямик было раза в четыре дальше, чем до Мариендорфа. Имение находилось по другую сторону озера и называлось Вайсбах.
Уточнив все это, я спрятал в планшет карту и снова подошел к расставленным на стеллажах книгам. Что бы там ни было, а мне не верилось, что в таком обширном доме, где Витлинг прожил не один год, он не оставил каких-то более ясных следов, чем найденный нами в первый день обрывок бумажки с одним только словом «Abend…», даже если кто-то и пытался уничтожить эти следы.
Стоило мне остаться в одиночестве в этом почти совершенно пустом доме, как ощущение того, что разгадка смерти управляющего находится где-то около меня, не давало мне покоя. Какое-то тревожное чувство наполняло все мое существо, заставляя ни минуты не сидеть без дела. Временами мне казалось, что стоит протянуть руку, как я нащупаю то, что пока незримо витало вокруг меня. Я мог посмеиваться в душе над своими ощущениями, но образ Витлинга, такой, каким он остался в моем сознании, не давал к этому никаких оснований. Какая-то глубокая тайна, несомненно, связывала его с бывшим владельцем имения. Враг нацизма — и служит у одного из самых активных нацистов, никуда не годный управляющий — и управляет долгое время обширным имением. И Ранк не смещает его.