Фрау Штейнбок церемонно присела.
— Прошу в дом. Отец задержится недолго. В отношении беженцев можете не беспокоиться, герр комендант. Мы уже сделали все возможное. Ведь мы же понимаем, как теперь тяжело людям. Хотя наша семья так много потеряла на этой несчастной войне, нам нужно тоже внести свою долю в общее дело. Свой второй дом мы передали в распоряжение бедствующих семей. Они уже там разместились.
— У вас есть еще один дом? — равнодушно спросил Крайнев.
— О, совсем небольшой. Это недалеко от Нейштадта. Отец приобрел его совсем случайно незадолго перед войной. Вернее, его навязали ему власти. Он был у кого-то конфискован. А казне всегда нужны деньги, и отца заставили заплатить. Мы так рады, что теперь он будет служить на пользу нашему народу.
Она говорила все это на ходу, ведя нас в дом, и последние слова произнесла уже в обширном мрачноватом зале, плохо освещенном высокими узкими окнами.
Из этого зала на меня пахнуло средневековьем. Огромный, размером в хорошие ворота, камин с чугунной решеткой, огромный грубый стол посредине зала, тяжелые балки под потолком. Здесь все было настолько лишено привычных пропорций, все настолько увеличено в размерах, что обычная полочка с книгами, стоявшая в углу, и маленький столик у дверей казались игрушечными, попавшими сюда случайно. Ко мне пришло неприятное ощущение, словно я сам сжался, стал каким-то маленьким, бессильным. Наверное, эту цель — внушить такие же ощущения стоявшему в зале перед окном владельца, и преследовали его строители.
Мой интерес к окружающему не скрылся от взора хозяйки.
— Господина обер-лейтенанта интересует дом? О да, это очень старинное здание. Ему почти четыреста лет. Наверху мы кое-что перестроили на современный лад, а внизу все осталось без изменений, — она вздохнула. — На все нужны деньги, столько денег. А у нас дела никогда не были особенно хороши.
«Что не помешало вам, однако, приобрести «навязанный» дом», — подумал я про себя. Она словно угадала мою мысль.
— Если бы не эта несчастная покупка, мы, может быть, и смогли бы что-то здесь перестроить. Но мы нисколько не жалеем, ведь она пошла на общее благо, не правда ли? Теперь, говорят, там будет коллективное хозяйство, как это произносится, — коммуна, да?
— Там будет то, что захотят его новые хозяева, — сказал я.
— О, что вы! — испуганно воскликнула она. — Разве я осуждаю? Если это на пользу…
— Им, безусловно, на пользу, — чуть иронически вставил Крайнев. — Кстати, фрау Штейнбок, вы, конечно, имели деловые отношения с соседними помещиками. Не можете ли вы сказать, с кем именно и в чем они выражались? Нам хотелось бы восстановить картину экономических связей района. Или, может быть, это сумеет сделать только ваш отец?