— Конечно, если сама уходит, он ей приданое не вернет. А коли он выбросит ее, до смерти обеспечить должен. Так по их законам. Это не я — русская баба! Ушел он от нас и забыл. Я ничего не потребовала. Ни в какой суд на Хасана не обращалась. Мы сами выжили, как нам Господь дал. А вторая утопит его в жалобах. И вытряхнет из него все вместе с анализами. Вот и живут скрипя зубами друг на друга. Нет, я не смогла бы так дышать. Или его под задницу подналадила, или сама ушла б, — сказала Катя.
— Не равняй себя, ты человек сильный, она подлая…
— С чего она такая? Откуда взяла?
— Она все знала, зачем же вышла за него замуж? Иль думала разжиреть на чужой беде? Да не получилось. Все годы словно в гнилую задницу сунула. Ни света, ни радости не видела. И только теперь понимать начала, за что наказана. А ведь ее предупреждали старые люди. Она никого не послушалась, — говорила Мадина.
— У тебя муж кабардинец?
— Нет, он — русский, родом из Смоленска, там вся его родня и нынче живет. Хорошие люди. Мне с ними проще и легче, чем со своими. И приняли как родную, не лезли в душу. Согрели мою. Я для них дочь, а не невестка. Никто не грузит меня, ничего не просят. Стараются сами помочь. Делятся всем. Младшая сестренка дискеты нам покупает на стипендию. Даже сухие грибы присылали в Германию и малиновое варенье. А свекор, отец наш, он — пчеловод, все время снабжает медом. Просят оставить у них сына хоть на одну зиму, чтоб внук не забыл русский язык. Мальчишка, конечно, с радостью останется. Там ему ни в чем отказов нет, все разрешено и дозволено. Хоть в лес за грибами, хоть рыбачить на Днепре. Он за месяц загорел так, будто все лето провел на море. А щеки отъел, аж из-за спины их видно. Бабка постаралась. То пирожки иль блины, оладьи испечет. Да с домашней сметаной, со сливками, приучила чай с вареньем или с медом пить. Конечно, он теперь в Германию не хочет. А тут еще его учат машину водить на лугу за домом, дед с собой на покос берет, бабка — в сад, что вокруг дома и огорода. Двоюродные братья научили понять на велике. Скучать ему некогда. Спать ложится почти в полночь и во сне до утра хохочет. Но как оставлю? Один он у меня. С ума сойду без сына, — призналась Мадина.
— А ты решись и оставь. Скорее на второго ребенка согласишься. Если такая родня, помогут на ноги поднять хоть десяток. Там, где дети растут вольно, из них хорошие люди получаются. Они не знают страха и голода, не слышат попреков, не видели подлость. Они и другим такое не причинят. Я это знаю по собственной жизни, какую прошла в детдоме. Мы жили одной семьей. Нас сдружила одна на всех беда, но мы не считали себя сиротами. Мы были родней друг другу, и никто никого не обижал. Я знаю, что их, как и меня, не испортит никакая беда и не изменят люди, потому что с самого детства все пережили одно, непоправимое горе — сиротство. Но не чувствовали себя лишними на земле. Каждый стал Человеком. Я со многими переписывалась. И говорю об этом не случайно. Ведь вот дети в приюте никогда не накладывали на себя руки, даже в голову такое не приходило. А посмотри, что творится в городе? Сколько детей гибнет, и далеко не все по случайности. Всего месяц назад в нашем доме мальчишка из окна выбросился, с пятого этажа! Сразу насмерть. Оказалось, отец был садистом. Каждый день сына бил за пустяки. У пацана на теле живого места не было. Весь сине-чернофиолетовый. Так и ушел из жизни, без тепла и смеха.