— Каким приказам? Чьим?
— Матери-настоятельницы, церкви.
— Алиса и Лидия жили в этой палате мучеников?
— Да. Так же, как все девочки, переведенные из приюта Милосердия. То, что их поместили в палату мучеников, было необъяснимо, и случай этот был исключительный.
— Почему исключительный?
— Обычно новеньких размещали в других палатах, и только некоторые добирались до палаты мучеников — иногда через несколько лет и, как правило, из-за того, что плохо себя вели и все время бунтовали. Ну или просто потому, что они сходили с ума.
— А потом? Что же стало потом с этими сиротками, Алисой и остальными?
Монахиня сжала в руке нагрудный крест.
— Довольно скоро ими стал заниматься палатный врач. Ему было около тридцати лет, у него были тонкие светлые усики и взгляд, от которого кровь стыла в жилах. Он регулярно уводил некоторых маленьких «пациенток» в другие палаты, куда никому не было доступа, но мне-то мои девочки рассказывали, что там делалось. Их распределяли по разным клетушкам, заставляли стоять долгими часами, в палатах этих были телевизоры и громкоговорители, из которых то и дело слышались хлопки, щелчки, резкий шум, и девочки всякий раз вздрагивали. Еще туда приходил — всегда вместе с доктором — человек с кинокамерой, он снимал девочек на пленку… Алисе очень нравился кинооператор, по ее словам, его звали Жаком. Они прекрасно ладили между собой, и малышке благодаря ему удавалось даже иногда видеть дневной свет: Жак водил ее в парк у монастыря, она качалась там на качелях, оператор играл с ней, показывал ей животных, снимал ее камерой. Думаю, этот Жак был для девочки таким… таким лучиком надежды.
Шарко скрипнул зубами. Он-то отлично понимал, что за лучик надежды можно было получить от такого человека, как Лакомб.
— А в этих клетушках девочки только и делали, что стояли, смотрели фильмы по телевизору и вздрагивали от внезапного шума? Никаких других опытов над ними не ставили… более страшных?
— Нет. Только не надо думать, что эта пассивность девочек во время опытов была так уж безобидна. Сиротки возвращались в палату мучеников нервными, агрессивными. И из-за этого их здесь снова наказывали — все сильнее. Порочный круг. Невозможно избежать безумия, оно повсюду. Внутри и вовне.
— Девочки рассказывали вам про эксперименты с кроликами?
— Они говорили, что иногда видели в комнате кроликов, которые кучкой сидели в углу. Да… да, пожалуй, больше ничего не рассказывали. И я не знаю, зачем там были эти кролики.
— Чем же это все закончилось?
Сестра Мария Голгофская, поджав губы, покачала головой: