— Расскажите мне о телах. Например, что с черепами?
Люси не упускала ни словечка. Шарко решил чуть отпустить леску: если хочешь, чтобы сделка состоялась, требуется порой идти на компромисс.
— Верхушки черепов аккуратно, очень аккуратно, спилены — по всей видимости, медицинским инструментом. Глазные яблоки удалены из орбит, равно как и…
— Мозг…
Он знал. Этот тип, находящийся на расстоянии шести тысяч километров отсюда, в курсе того, что тут делается. Люси, со своей стороны, сопоставила данные следствия с происходящим в фильме: в одном случае — изъятые глазные яблоки, в другом — ритуальные, похоже, надрезы на коже в виде глаза. Она прошептала несколько слов на ухо аналитику. Тот кивнул и спросил в микрофон:
— Как связаны между собой обнаруженные в Нормандии трупы и фильм из коллекции Шпильмана?
— Дети и кролики.
Люси попыталась вспомнить, ничего не вспомнила и отрицательно покачала головой.
— Какие дети и что за кролики? — спросил в трубку Шарко. — Что это значит?
— Дети и кролики — ключ ко всему, с них все началось, и это вам известно.
— Ничего мне не известно! Что с них началось, черт побери?
— Что еще вы можете сказать о телах? Есть ли надежда опознать убитых?
— Нет. Убийца исключил всякую возможность это сделать. Кисти рук отрублены, зубы вырваны. Одно из тел сохранилось лучше, там — на руках и на бедрах — есть места, где кожа частично содрана, причем самой жертвой.
— Понятно уже, по какому пути пойдет следствие?
Шарко попробовал слукавить:
— Об этом лучше спросить у моих коллег. Сам я официально в отпуске и вот-вот отбуду дней на десять в Египет, лечу в Каир.
Люси в бешенстве замахала руками. Шарко подмигнул ей.
— Каир… Значит, вы… Нет, до этого не могло дойти так быстро… Вы… вы — это они…
Разговор оборвался. Шарко кричал в трубку: «Алло! Алло!» — но тщетно, ответом была жутковатая тишина. Люси только что не прилипла к плечу комиссара. Шарко ощущал запах ее духов, влажность кожи, но мужества оттолкнуть женщину у него не хватало.
Всё. Он положил мобильник на стол. Люси, вне себя от ярости, выпрямилась:
— Нет, такого просто не может быть! Это неправда! Ничего себе комиссар — отпуск в Каире! И что же мы теперь будем делать?
Комиссар, заглянув в список принятых звонков, записал в уголке салфетки последний номер, сунул салфетку в карман.
— Мы?
— Да! Вы, я. Каждый исполнит сольную партию или все-таки станем есть из одной кормушки?
— Комиссар не ест из кормушки лейтенанта.
— Прошу вас, комиссар, пожалуйста…
Шарко пригубил пиво: оно прохладное — может, в мозгах прояснится… Положительно, день выдался какой-то особенно насыщенный эмоциями.