Того в это время получил наконец информацию о ходовых характеристиках своих броненосцев. Кроме его «Микасы» на 14 узлах могли идти в атаку почти не поврежденная «Сикисима», пара довольно старых броненосцев — «Фудзи» и «Ясима» и пара броненосных крейсеров — «Адзума» и «Якумо». Последний, правда, уже серьезно пострадал от огня русских, но… «Самураю не престало жаловаться на остроту своего меча». Если командующий флотом запрашивает о скорости корабля, то командир ответным сигналом доложит именно о скорости. А не о пробоинах в поясе и вышедшей из строя артиллерии… В голове Того вызрело два варианта того, как ополовиненный японский флот еще может переломить ход сражения. Он мог или всеми силами продолжать атаковать русские крейсера Владивостокского отряда и наверняка добить хоть один из них, неизбежно теряющий ход под обстрелом всего японского флота. Но это никак не могло помешать русским провести в Артур транспорты с провизией. Или… Или шесть линкоров во главе с «Микасой» могли попытаться прорваться мимо дезорганизованных и, кажется, более медленных из-за повреждений броненосцев русских. Увы, уже после поднятия сигнала (что тоже было весьма сложно из-за сбитой на флагмане фок-мачты) на самой «Микасе» сдала правая машина и начали пропускать воду из-за полного хода переборки в носу. Остальные корабли японского флота уже вытягивались в кильватер, направляясь на север, и у командующего оставался только один шанс угнаться за ними и не потерять управления боем. На грот-мачте осевшего носом японского флагмана взвился сигнал — «Авизо „Мияко“ приблизиться для принятия катера». Через пару минут адмиральский флаг на «Микасе» был спущен, а спустя четверть часа авизо под адмиральским флагом догнал атакующую колонну. Пристроившись на правом траверсе идущей головной «Сикисимы», Того снова мог нормально руководить боем. До тех пор, пока русские не обратят внимание на идущий под адмиральским флагом маленький небронированный кораблик. На мостике «Фудзи» кто-то из молодых и романтически настроенных офицеров записал в журнал: «Наш командующий был подобен средневековому даймио, возглавляющему атаку своей бронированной конницы на врага, хотя его собственную грудь защищало одно кимоно».
На мостике «Александра» Макаров в момент начала новой атаки японцев производил «опись имущества». Поврежденные корабли рапортовали о скорости, которую могли развить, и об исправных орудиях. В отличие от своего японского коллеги он находился в еще худшем положении. На «Александре» были сбиты ОБЕ мачты. Если сигналы Того поднимались с задержкой, вызванной беготней сигнальщиков с мостика к грот-мачте по искореженной палубе, то Макарову все распоряжения приходилось сначала голосом передавать на приблизившуюся «Оку». Он уже не раз удивился тому, насколько прав был Руднев, когда убедил его выделить ее и «Алмаз» в репетичные суда. Они во время всего боя держались за линией и исправно дублировали сигналы адмирала, а теперь стали просто незаменимы. Когда Макарову доложили, что Того опять идет в атаку, он на пару секунд впал в состояние неконтролируемой ярости. Что вылилось в поток столь не свойственной для него ругани: