Коробка почти ничего не весила. Что там? Гусиный пух? Движимая любопытством, Ханна откинула крышку и заглянула внутрь.
Там в основном были упакованные в полиэтилен коробки со стерильным бинтом, киперная лента, ватные палочки и подготовительный лейкопластырь. Тут же нашлось место для нескольких ярдов коричневатой мешковины и, судя по надписи на коробке, «медицинских масок с прорезью для ушей».
Либо Джолин не может и шагу ступить, чтобы не расквасить себе нос, либо она хочет быть готовой ко всем непредвиденным ситуациям. Потом Ханну осенило: да это же материалы для ее работ!
Она улыбнулась своей наивности и попыталась представить, как Джолин использует шину и шейный корсет.
К началу июля Джолин удалось то, чего не смогла сделать Рут Риттер за семь лет — заменить Ханне маму. Конечно, иногда она перегибала палку со своей заботой, но зато была хорошим товарищем. Они вместе ходили по магазинам, вместе готовили и даже вместе убирали, хотя Джолин, четко поделив уборку на тяжелую и легкую, забрала себе тяжелую.
Так у Ханны вновь появилась семья.
Каждое утро Маршалл садился на поезд в Бостон, который отправлялся в пять минут девятого, а по возвращении, в шесть сорок два, на столе его уже ждал ужин. За десертом они обсуждали большие события в мире и маленькие в саду. Слова Ханны тоже принимались во внимание. Как сильно они отличались от Риттеров, у которых все общение сводилось либо к словесной перепалке, либо к угнетающему молчанию! Ханна даже не заметила, как постепенно перестала бояться высказывать свое мнение.
И Джолин, и Маршалл любили читать, поэтому в Ханне вновь проснулся интерес к книгам, которыми она зачитывалась, будучи ребенком. Ее прогулки по городу стали включать и посещение абонентского отдела библиотеки Ист-Эктона, созданной женами отцов-основателей в 1832 году и, за исключением периодов, связанных с несколькими войнами и крупными снеговыми бурями, работающей до сих пор. Ханна постоянно пыталась представить, какой станет ее жизнь «после того» — так она называла свое неясное будущее, которое наступит после рождения ее… ребенка Витфилдов.
Естественно, самые большие перемены произошли с ней самой. Двадцать фунтов — двадцать недель, строго по плану, и ее живот стал заметно выделяться. Она «созрела» — именно так выразился доктор Йохансон. Ее лицо округлилось, на щеках горел розовый румянец, а белокурые волосы налились еще большим светом. Будучи всю жизнь плоской, Ханна первое время ужасно стеснялась непривычной полноты своих грудей, поэтому дополнительно надевала пару футболок большего размера, чтобы скрыть их.