— О, так это самое лучшее, чего можно ждать от беременности, дорогая, — успокаивала ее Тери, когда Ханна открыла ей по телефону предмет своего стыда. — У тебя они появились, и ты ими красуешься, ведь это не навсегда. Оба раза, когда я вынашивала мальчиков, Ник называл меня Памелой. Ну, знаешь, как ту грудастую из «Пляжного патруля». Ни на минуту от меня не отлипал. Как вспомню, то хоть прямо сейчас готова завести еще одного.
Тери звонила регулярно и держала в курсе всех новостей из жизни закусочной, хотя Ханна давно поняла, что за прошедшие месяцы ей стало неинтересно слушать о долгих часах на работе и жалких чаевых. Но она все равно была рада услышать голос подруги.
— Когда я была беременной Брайаном, меня сильно посыпало пятнами. Можешь себе представить: большое вымя и вся в пятнышках! Адская смесь! Но Ника это все равно не останавливало. Готова поспорить, ты красива, как картинка. Мне, честно говоря, ну очень хочется увидеться с тобой как-нибудь.
— Я тоже хочу тебя увидеть, Тери.
— Тогда вы к нам спуститесь или мне к вам подняться?
Узнать, как дела у Рут и Герба, было делом менее радостным — немногословные ответы на ее вопросы подтверждали отсутствие беспокойства за судьбу племянницы с их стороны. Казалось невероятным, что она прожила с ними под одной крышей целых семь лет. Как только она повесила трубку, Фол-Ривер со своими холодными серыми улочками испарился из ее жизни, остались лишь зеленые, залитые солнцем аллеи Ист-Эктона. Переполняемая надеждами, возможностями и стремлением достичь того, чем жизнь здесь сильно отличалась от той, что она знала раньше, Ханна отправлялась гулять. Она любила свои дневные прогулки по городу, и после того, как доктор Йохансон высказал на это свое полное согласие, Ханна еще больше отдалась этому увлечению.
В то особое утро, взглянув на библиотечные книги, лежащие на прикроватной тумбочке, она решила, что у нее есть подходящий повод прогуляться. Ханна надела несколько старых рубашек Маршалла, которые ей дала Джолин, и стала перед зеркалом. Убедившись, что рубашки достаточно хорошо скрывают ее положение, она быстренько спустилась вниз. Джолин была в это время в мастерской, где «калечила» кусок жести ножницами для резки металла.
Ханна остановилась, чтобы посмотреть. Куском жести оказался противень для выпечки хлеба, и Джолин пыталась вырезать из него треугольник. Металл активно сопротивлялся ножницам, и у нее от напряжения раздувались щеки. Ханна уже была готова ее подбодрить, но вовремя спохватилась. Ей не хотелось отрывать Джолин от процесса. Было очевидно, что работа над картинами носила для нее очень личный характер.