А потом она не выдержала, кинула в него куском сырого мяса и заорала:
– Я не могу больше смотреть, как твой отец умирает! Мне от этого больно!
Он посмотрел на нее с жалостью:
– Да, тяжело, когда любимый человек ежедневно расстается с жизнью на твоих глазах! Так ты говоришь, что Нестор утонул?
Она вдруг увидела себя со стороны. С растрепанными волосами, почти тридцатилетняя женщина в бешенстве кричит на шестнадцатилетнего мальчишку, зависимая от него, больная им, изуродованная им!.. Она взяла себя в руки и сказала как можно спокойнее:
– Уходи, Физик.
– Почему?
– Я тебя больше не люблю, Физик.
Он долго смотрел ей в глаза, одновременно протирая спиртом телескоп для подмышки. Потом опустил взгляд и стал собираться.
– Прощай! – сказал в дверях.
– Прощай, Физик.
Она думала несколько дней. Не спала, лихорадочно анализируя, что с ней случилось. Всего несколько месяцев с этим мальчиком, который не сделал ей ничего плохого, а ощущение, будто всю жизнь с властным мужиком мучилась. Мучилась и любила мучительно… А может, и не его любила, а продолжение Нестора, то, чего ей в нем не хватало, что было в Анцифере… К черту все их семейство!.. Сил нет больше!!!
Через неделю, похудевшая, подурневшая лицом, Алина позвонила Мебельщику.
Птичик вновь поселился в материнской квартире. Он совершенно ушел в себя и не обращал внимания на свихнувшихся домочадцев.
– Почему ты не ходишь в институт? – наезжала мать, впрочем, без всякого энтузиазма – так, побурчать лишь.
– Мне шестнадцать лет…
– Тогда на кой черт поступал?
– Ошибся.
– А я только в седьмой класс хожу, – удивилась Верка. – Может, мне тоже в институт?
– Ага, – ехидно смеялась мать. – Лучше в армию!
– Зачем?
– Там мужиков много! Ха-ха!
– Сука! – прокомментировал Анцифер.
Она переменилась в лице и оборотилась к сыну:
– Я у вас сука! А вы кто? Один долбанутый на всю голову! Разожрался, как кабан, моими трудами и тунеядствуешь в моей квартире!
– Ты ни одного дня в жизни не работала, – уточнил Птичик.
Она, казалось, не слышала и принялась наседать на дочь:
– А ты! С бешенством матки в четырнадцать лет! Это я сука?!
– Что такое «матка»? – поинтересовалась Верка.
Здесь появился Соевый Батончик. Принялся цепляться за мать.
– И этот еще здесь! Пошел отсюда! – и пнула ногой Ивана Хабибовича Оздема, как когда-то пинала Анцифера.
Впрочем, отлетевший к окну Соевый Батончик не заплакал, сел возле батареи и пытался понять, что с ним произошло.
– Я его усыновлю! Ванька, иди ко мне! – закричала Верка. – Ты не мать, а фашистка! Хабиба выгнала, собственного ребенка издеваешь!