Однажды он пересек нарисованную на площадке перед калиткой черту (ее когда-то охранял пес имперской породы). Взявшись рукой за калитку и вглядываясь лишь в пространство собственной души, он прислушался. Шелестела листва больших деревьев. Запертые каждая в своем дворе, подняли пораженческий вой собаки: «Ад мат-а-а-й?» — тянули они. Поскольку замер Император, то вскоре один за другим закончили выть и псы. Казалось, они внезапно сменили религию и погрузились в состояние медитации. То ли ударила острым клювом в ствол дерева черная птица, то ли сквозь приоткрытое окно услышал Император, как щелкнула сама по себе пластмассовая створка душевой кабины. Он отпер калитку, но теперь за ней не было ни другой стороны улицы, ни недавно построенных на ней просторных домов детей основателей империи, ни ее самой, Имперской улицы не было, а был только плотный, черный лес.
∞.
(Ожидание)
Он шел, и шел, припадая на правую ногу. «Значит, светлые пятна не кончаются? Просто до следующего не дойти?» — думалось ему. Он сел на камень, зарыв ступни в мягкий влажный мох, представляя, но не видя его бархатистости и темной зелени. Он может долго-долго так сидеть, потом с силой зажмурить глаза, и тогда возникают две карусели ярких пятен, затем они сливаются в одно роение бесформенного облачка белых молей, потом — только муть из мелких серых точек, и наконец — возвращается гулкая, тяжелая ночь.
Достаточно ли набрал он очков в пройденных им светлых пятнах? Вот ведь так и не видел он усатых лебедей.
Он знает и чувствует, что широкая объемная чернота леса наполнена такими же как он императорами, сидящими на камнях во мраке. Мириады их сидят в черной плазме, заполняющей огромное пространство между светлыми пятнами, бессильно повесив головы, как сидит сейчас и он сам. Теперь он определенно помнит, что раньше в перебегах от одного светлого пятна к другому он случайно касался иногда в черноте их влажных коленей, но отдергивал и вытирал пугающую слизь мимолетного прикосновения о собственный бок. Чернота, камень, лес и мох. Придут ли за ними? Возьмут ли с любовью их одновременно иссохшие и влажные руки? Вернут ли их к свету, но не под смертельные лучи солнца пустыни? Есть ли хозяин у этого леса? Перестанет ли он когда-нибудь пугать их треском ломающихся и падающих в кромешной тьме деревьев?
Сначала моему соседу стал мал его семейный мусорный бак, он заменил его прицепом грузовика, и тяговая штанга загородила выезд моему автомобилю.
Затем он увлекся спортом и травяную лужайку за своим домом превратил в поле для гольфа. Он увеличил площадь поля, снеся ограду между нами, и спилил часть моих деревьев, выкорчевал их корни, но не заполнил землей образовавшиеся ямы, а объединил их между собой и залил водой. Получился пруд, не слишком большой, но зато в нем плавали четыре лебедя.