И снова она отрывается от беговой дорожки, на сей раз повисая над ней, опершись руками о поручни, чтобы одной ногой чуть сдвинуть резинку носка на другой ноге. Она так легка, что ни одного пятнышка пота не проступило на майке, несмотря на бег, правда, не слишком быстрый. И на двух руках она висит без всякого усилия, правда, недолго. Еще секунда, и она опять легко бежит, не глядя на приборы, показывающие время в пути, пройденное расстояние, а если подержать несколько секунд рукоятки пульта, то и пульс бегущего. Но зачем ей знать частоту своего пульса? Она не прикасается к рукояткам.
Вряд ли она была снайпером во время армейской службы, думает Хигин. Во-первых, он не слышал о женщинах-снайперах в израильской армии, во-вторых, судя по речи и имени, она не из «русских», которых, говорят, много среди снайперов, потому что уроженцы страны уступают им в сосредоточенности и терпении. Она слишком быстра и подвижна, чтобы сидеть перед экранами радаров. Вряд ли досыпала, подложив под голову руку, на огромном столе, уставленном пластмассовыми стаканчиками с пробами мочи на призывном пункте. Слишком независима, чтобы разносить кофе. Хигин так и не разгадал, какая воинская специальность могла быть лет пять назад у его случайной соседки по спортзалу. Он замедляет, а затем и останавливает беговую дорожку. Выходя из зала, он бросает на нее быстрый взгляд. Но то ли оттого, что дверь слишком далеко, то ли оттого, что он очень старается, чтобы взгляд его выглядел случайным, этот взгляд-выстрел не помогает инженеру Хигину уточнить ее образ.
Кто же будет сидеть в его кресле для снайпера?
Мой приятель по работе совсем недавно развелся с женой. Он был в подавленном настроении. Может быть, поэтому, хотя все вопросы мог бы решить («закрыть» — принято было говорить в инженерной среде) каждый из нас в одиночку, босс послал нас вдвоем в Санкт-Петербург, который тогда еще был Ленинградом. Но я буду называть его Санкт-Петербург, или просто — Петербург.
Перед отъездом я спросил босса, был ли он знаком с бывшей женой моего будущего попутчика. Босс изобразил на лице нежелание начинать разговор на эту тему, но поскольку я продолжал смотреть на него, буркнул коротко: «Норовистая бабенка». Видимо заразившись от собственных слов, он продолжил уже без всякого побуждения с моей стороны.
— Например, спросишь ее, читала ли она «Роман с кокаином», — сказал он, складывая бумаги на рабочем столе в дальний правый угол, — она непременно скажет: «Читала». И все. Тебе уже хочется пинком добыть из нее развернутый ответ, но ты вежливо спрашиваешь: «Ну и как?» И тут услышишь в ответ какую-нибудь ахинею, из которой следует, что она высокоморальная особа, очень чувствительная ко всякой грязи, хотя широта взглядов ей не чужда и художественные особенности романа она высоко ценит.