— Нет, тема наркотиков меня не тронула. Хотя описание действия кокаина, может быть, самая выписанная часть романа. Ты ведь читал эту книгу? — спросил он.
Я кивнул. В беседах с ним я обычно не придерживаюсь позиции терпеливого собеседника. Но сейчас я почувствовал, что им владеет голод высказывания, и приготовленный им монолог обязан быть мною услышан. Я тоже соскучился по его манере говорить, обычно взвешенной, но прерываемой эмоциональными всплесками. Я решил про себя — сегодня останусь в тени. Он поначалу торопился, чтобы я не перебил его, но потом, почувствовав мою сдержанность, сначала вопросительно заглянул мне в глаза — до него ли мне вообще, но убедился, что я слушаю внимательно, и теперь продолжал говорить, не боясь пауз, требовавшихся ему, чтобы точнее подбирать слова.
— На сегодня, кажется, установлено окончательно, что автор, опубликовавший книгу под псевдонимом Михаил Агеев, — некто Марк Лазаревич Леви.
Хорошо знакомое мне выражение притворной невинности, появившееся сейчас на его лице, предвещало одно из его вступлений, которые сам он высокопарно именовал «саркастическими увертюрами».
— Отец, видимо, должен был назвать его по деду или прадеду, скорее всего Моше или Матвей. У меня, кстати, был родственник по имени Матвей. Когда я остановился у него по дороге в город, где собирался поступать в институт, он убеждал меня подать документы на строительный факультет, утверждая, что это и есть самая интересная и живая профессия. Сегодня я с ним, пожалуй, согласен, но тогда мне хотелось чего-нибудь более загадочного и яркого, поэтому я выбрал электронику. Так вот, его сестра звала его Мотиком, а сына его звали Мариком, то есть как раз — Марком. Как выбирал Лазарь Леви имя своему сыну? Он мог бы назвать его Михаилом, но Марк, видимо, показалось ему лучше, потому что имя Михаил тогда еще часто давали своим детям русские и, значит, в этом имени был для Лазаря Леви элемент постыдной мимикрии. Имя Марк не несло на себе такого отрицательного ассоциативного груза, его носил прославленный римский император. Было бы очевидной глупостью сказать, что Лазарь Леви пытается латинизироваться. Менее чувствительные евреи попозже освоили в массах имя Михаил, сделав его еврейским. А когда в России евреи оккупируют какое-нибудь имя, то русские от него бегут, а менее чувствительные, чем Лазарь Леви, евреи их все равно настигают. Рудиментом этой традиции видится мне популярное сейчас у выходцев из России имя, которое в Тель-Авиве, точнее, в его менее дорогих окрестностях звучит как Дан, в России (маловероятно, что понадобится, но для наездов удобно) — Даниил, а в Америке самым естественным путем трансформируется в Daniel. Правда, здорово? Схвачено с трех сторон. Любопытно, что Марк Леви в своем литературном псевдониме вернулся к неизбранному его отцом имени — Михаил. Было бы, кстати, очень интересно понять, что означает здесь и теперь тотальный отход от библейских имен, которые давали своим детям первопоселенцы страны. А о Марке Леви поскольку почти ничего не известно, то мы можем фантазировать совершенно свободно в свое удовольствие.