– Безуспешно. Еще жив, но врач говорит, что в сознание прийти не сможет. Предполагают, что его ударили под затылок торцом бревна.
Я посмотрел на свою раскрытую ладонь, которая на торец бревна совсем не походила, но ничего не сказал.
– Основанием ладони? – спросил генерал.
– Так точно, – ответил я. – Чтобы пальцы себе не повредить. Обычная история. Резкость удара хорошая, а кости слабые, чтобы выдержать сам удар. Ломаются часто. У меня на руках ни одного пальца нет, чтобы без перелома.
– Вчера на дороге тоже? Основанием ладони?
– И вчера тоже. Говорю же, слишком часто я себе руки травмирую при ударах простым кулаком. Жалко. Может, на что-нибудь путное сгодятся...
– Жалко, – согласился Николай Владимирович. – А с тем подполковником все без нас завершат. Секретная операция полностью провалена. Этого ему не простят. Я думаю, он до дома не доедет. Билет взял, сегодня вечером на поезд садится. Упадет с поезда, или в окно на ходу выскочит, или еще что-нибудь подобное случится... Самолетом лететь – мог бы из самолета на высоте выйти... Это в их службе частое явление. И он уже чувствует себя приговоренным.
– Сдался бы московским ментам. Чистосердечное признание...
– Ничего не даст. Скажут, что-то «крутит» этот подполковник. Или с головой у него не в порядке, или какую-то гадость против начальства задумал. И сразу найдется несколько случаев его обращений к психиатру. Все будет задокументировано и вклеено в медицинскую карту в данные за прошлый год. А потом он сам в камере повесится. Сам, потому что камера будет одиночная. А кто там к нему войдет, это уже дело второстепенное. Этот вариант тоже давно апробирован: для соблюдения приличий специально одиночную камеру в СИЗО[12] выделят.
– Ну и пусть, – милостиво разрешил я. – Мне же работы меньше. Только я так полагаю, что без работы все равно не останусь. Так?
– Правильно мыслишь. При этом, перефразируя мудрость Корана, скажу: если они не идут к тебе, то ты сам должен к ним прийти.
– Каким образом?
– Мы тебе в этом поможем.
– Извините, товарищ генерал, «мы» звучит слишком многообещающе. Раз уж пошла совместная деятельность, я хотел бы знать, кто такие «мы», которые мне помогают. Для меня это вопрос весьма важный. Я понимаю, что не на каждый вопрос можно ответить прямо. Тем не менее, если можно...
Поскольку ситуация была совсем не уставной и беседовал я не со своим командиром, более того, поскольку генерал представлял не вооруженные силы, а совсем другое ведомство, я чувствовал себя гораздо более раскованным, чем, например, в штабе своего батальона при получении задания. Мог спрашивать и уточнять, почти торговаться, и при этом ощущал свою значимость. Не скажу, что для меня последнее является исключительным условием. Я от природы человек скромный; тем не менее, понимая, что заменить меня практически некем, своего я добивался.