Возражения (негласные, но совершенно определенные) неожиданно поступили из ЦК КПСС, который до сих пор безропотно принимал к сведению все фантазии руководства ГДР. Советских товарищей покоробило уже то обстоятельство, что Модров вопреки многолетней традиции не согласовал с Москвой внешнеполитическую часть своего правительственного заявления. Но особенно их обеспокоило то, что «договорное сообщество» могло быть истолковано как какая-то форма конфедерации, что считалось в Москве до поры до времени абсолютно предосудительным. Напрасно Модров убеждал советских представителей: «Если мы не займемся сейчас национальным вопросом, он очень скоро займется нами», хотя это после падения стены было очевидной истиной. ЦК КПСС упорно стоял на своем. 24 ноября в Берлин прибыл заведующий международным отделом ЦК КПСС В.М. Фалин, который в ходе закрытой встречи с Кренцем и Модровым в советском посольстве информировал их о неудовольствии руководства СССР, вызванном этим моментом заявления. Драгоценное время уходило; стратегический выигрыш, обеспеченный предложениями Модрова, растрачивался впустую.
Этой ситуацией воспользовался Гельмут Коль. Правда, и здесь не обошлось без ЦК КПСС. Почти одновременно с визитом Фалина в Берлин его ближайший сотрудник Н.С. Португалов предпринял прямо противоположный по смыслу демарш в Бонне. Встретившись 21 ноября с внешнеполитическим советником канцлера ФРГ Хорстом Тельчиком, он сказал, что «может представить себе, что в среднесрочном плане Советский Союз мог бы открыть «зеленый свет» для германской конфедерации какого-либо типа»[126]. Тельчик сразу помчался к Колю: «Уж если Горбачев и его советники обсуждают возможность воссоединения и связанные с ним вопросы, то для нас самое время не заниматься этим дольше за закрытыми дверями, а переходить в наступление»[127]. Так родилась оглашенная Колем в бундестаге 28 ноября «Программа поэтапного преодоления раскола Германии и Европы» из десяти пунктов, направленная на то, чтобы перехватить инициативу в сфере германо-германских, а также общеевропейских отношений[128]. Модров отмечает в своих мемуарах:
«Поступившее из Москвы побуждение к размышлению было воспринято Бонном как приглашение обойти предложенное ему договорное сообщество. […] В то время как Советский Союз официально заявлял о своей верности ГДР, некоторые политики КПСС в контактах с ФРГ начали идти особыми путями. Означало ли это, что началась двойная игра?»[129] Положение переживавшего не самые легкие времена руководства ГДР было еще более осложнено.