Хризантема (Барк) - страница 212

Медсестра снова заговорила, стараясь смягчить удар:

— Вы не очень расстраивайтесь, Кэйко-сан, таких грязных газетенок сейчас сколько угодно, и в них больше вранья, чем правды. Сатико-сан действительно очень известна в мире моды, а в ночном клубе она работала очень недолго, только чтобы не умереть с голоду. Эти журналисты из чего угодно готовы состряпать скандальчик.

Встав из-за стола, Кэйко поблагодарила сестру. Возможно, и в самом деле не стоит так переживать. Она сама хорошо помнила, что школьная подруга дочери происходила из очень бедной семьи. Тем же вечером статью прочитал доктор Итимура.

— Что будем делать? — вздохнув, спросила Кэйко.

— Ничего, — усмехнулся он. — Ты все никак не можешь смириться с тем, что Мисако уже давно взрослая.

— Взрослая или нет, она моя дочь, и я не могу за нее не беспокоиться!

— Постарайся ей больше доверять, лишним волнением ты только навредишь. Не обращай внимания на эту чушь, вот и все.

Кэйко неуверенно улыбнулась.

— Я попробую, — пообещала она.

Однако, несмотря на все старания, материнский инстинкт не давал ей успокоиться. Ростки тревоги уже проклюнулись и с каждым днем становились все гуще, оплетая сердце Кэйко тугими щупальцами.

Оба письма от Тэйсина дошли до адресатов в один и тот же день. Кэнсё прочитал свое сразу, как только получил, около десяти утра. Ай да Тэйсин! Кто бы мог подумать, что добродушный толстяк обладает такими способностями детектива! Фантастическая новость настолько потрясла дзэнского монаха, что он тут же бросился к телефону, и лишь отточенная самодисциплина помешала ему набрать номер. Вместо этого он нашел возможность уединиться днем в уголке монастырского сада и принял позу медитации, стараясь вызвать в сознании образ Мисако и передать ей частичку бурлящей энергии, переполнявшей душу.

Мисако вернулась домой около семи, размышляя о странном видении, возникшем перед ее внутренним взором, когда после обеда она, согласно обещанию, данному высокому монаху, попыталась медитировать. Большая белая хризантема, пышная, источающая тонкий аромат, все еще стояла перед глазами.

В почтовом ящике лежало письмо. Сатико была в тот вечер на каком-то приеме, уборщица уходила в пять, и никто, кроме двух кошек, не видел, как Мисако, сидя на белом ковре, вскрыла письмо ножичком из слоновой кости. Кошки, прежде спокойные, вдруг повели себя странно. Клео спряталась в ванной, и даже флегматичная Коко спрыгнула с дивана и смотрела на молодую женщину, вздыбив шерсть на загривке. Воздух в комнате звенел от невидимых вибраций.