Мисако громко рассмеялась, торжествующе потирая руки.
— Аригатоо годзаимас, Тэйсин-сан! Вот спасибо!
Пододвинув к себе белый телефонный аппарат, она набрала номер Кэнсё, и они проговорили почти час, обсуждая новую информацию и строя планы на будущее, о которых Мисако обещала тем же вечером рассказать Тэйсину.
Позже, запивая рис горячим чаем, Мисако размышляла об иронии происходящего. История, начавшаяся в старинном сельском поместье и получившая продолжение благодаря одержимости буддийского настоятеля, разрешилась в современной европейской квартире на восьмом этаже в престижном районе Токио. В ту ночь она спала крепко и мирно, даже не закрыв дверь в коридор: границу больше не нужно было охранять. В ногах и у плеча сладко мурлыкали успокоившиеся кошки. Лишь Сатико, которой не было дома, так ничего и не узнала.
Так называемая «золотая неделя» представляет собой череду праздников, которые вся Япония отмечает весной. В 1966 году она началась со дня рождения императора Хирохито двадцать девятого апреля, длилась до третьего мая, когда праздновался День конституции, и закончилась пятого, в День мальчиков. В тот год двадцать девятое пришлось на пятницу, а пятое — на следующий четверг. Мисако и оба монаха посчитали это время самым подходящим, чтобы встретиться в Сибате.
Мисако взяла билет на двадцать восьмое. Кэнсё был занят с группой иностранцев, которых он обучал дзэнской традиции, и должен был освободиться только к третьему мая. Четвертого все трое собирались отправиться на машине Кэйко на север в рыбацкую деревушку Нэйя по маршруту, проложенному заранее по карте с помощью Тэйсина. Там предполагалось отыскать семью Хомма и передать ей прах давно потерянной Кику-сан.
Заговорщики с нетерпением ожидали намеченной даты. Однако чтобы не сорвать ее, Кэнсё предстояло вовремя разделаться с американскими студентами, наводнившими храм. Шестнадцать мужчин и семь женщин приехали в Японию в рамках учебной программы, организованной дзэнским храмом в Сан-Франциско.
В прошлые годы визиты иностранцев тоже практиковались, но гостей, как правило, было не более двух-трех человек. Обычно приезжали мужчины серьезные, с бритыми головами и полные решимости углубиться в религиозные вопросы. Кроме того, большинство из них уже владели основами японского языка или по крайней мере умели пристойно одеваться и вести себя.
Новый, более широкий эксперимент означал прибытие целой толпы жизнерадостных молодых людей в джинсах, рубашках и юбках всех цветов радуги, которые не стеснялись болтать и смеяться во весь голос, внося хаос в мирное существование монахов. Казалось, священная вековая тишина в храме и монастырском саду никогда уже не восстановится. А волосы! Такого количества косматых гайдзинов большинству бритоголовых братьев в жизни не доводилось видеть. К концу недели каждому из монахов уже приходилось с отвращением вылавливать длинные волоски из ванн и раковин, вытряхивать из постельного белья и полотенец и даже находить в тарелках с едой. Благородная задача по приручению и воспитанию этих дикарей, будущих американских «детей цветов», ложилась целиком на плечи профессора, возглавлявшего группу, и самого Кэнсё. К счастью, монах имел достаточно авторитетный вид, будучи одного роста с американцами, если не выше, и вдобавок имел совсем не японский талант строить смешные гримасы и жестикулировать, что несколько восполняло его ограниченный запас английских слов. Лекции Кэнсё весьма впечатляли, а иногда ему даже удавалось вызвать смех слушателей. Обитатели храма с удивлением осознали, каким сокровищем обладает монастырь в лице неуклюжего великана.