Каменный коридор вел в зал для приемов — большую прямоугольную комнату. Рубила и молоты рабов-каменотесов помогли преобразить в нее естественный грот. Зал освещался лишь огнем, полыхавшим в большом открытом очаге. Раньше, учили древние книги, свет солнца спускался сюда через колодец в потолке, выходивший на самую макушку холма. Теперь колодец был засыпан.
Во всем остальном, коли манускрипты не лгали, святилище не изменилось за двадцать веков. Налево виднелся вход в личные покои прорицательницы. В центре зала на причудливо сделанном дубовом троне сидела пожилая женщина, почти старуха — большая, крепко сложенная, завернутая в черную шерстяную накидку. Ее седые космы торчали во все стороны, как змеи на голове Медузы Горгоны.
У входа Александр заметил-таки одно новшество — медную чашу для даров. В античные времена приношения отдавались жрецам еще у подножия холма.
Юноша бережно положил в чашу припасённый кошель с сотней золотых. Как только драгоценный металл звякнул о медь, тьма за очагом сгустилась, заколебалась, извергнула из себя огромного роста мужчину в темной хламиде.
— О Сивилла, — прогудел по-гречески жрец-толкователь, — Александр, сын купца Хрисанфа из Афин, пришел просить прорицания о будущем.
Александр затрепетал: откуда он знает мое имя? Потом сообразил: астролог-наводчик наверняка предупредил сообщников. И на душе у него стало скучно и слегка гадостно от слишком легко развеянной тайны.
Жрец зажег от очага восковую свечу и поднес ее к висевшей на груди женщины маленькой ладанке, почти невидимой на фоне плаща. Содержимое ладанки ярко вспыхнуло, белесый дымок потянулся вверх — прямо к ноздрям пифии. Воздух в зале сразу сделался дурманящим, огонь в очаге заплясал сильнее, сумрачные тени запрыгали по углам. Острые пронзительные глаза Сивиллы вдруг покрылись пеленой.
— Спрашивай скорее, юноша, и учти, что вопрос может быть только один и должен быть краток и ясен! — проревел жрец страшным басом.
Александр глубоко вздохнул, собрал волю в кулак и звенящим от напряжения голосом выпалил:
— Суждено ли мне стать никем не побежденным властелином мира?
Веки прорицательницы упали, дыхание почти остановилось, затем убыстрилось. Она оскалила зубы, с хрипом втянула в себя воздух, забилась, задышала часто-часто. Из нее потоком полились слова. Говорила она высоким резким тоном на древнегреческом. Как многие образованные европейцы, да и азиаты, Александр знал этот язык, тем более что на нем изъяснялись его предки, но уловил только обрывки фраз.
Отчаяние охватило его. Неужели все напрасно? Неужели я так и не пойму смысла прорицания?